Но они ничего уже не могли построить… и предпринять тоже. Вдруг изменившаяся реальность мигом высосала из них всю магию. Напряженные пальцы Зикера плели бессильные пассы, рука Йоштре бесцельно царапала воздух, раз за разом вычерчивая все никак не появляющийся портач.

А потом Архимагистр подняла четыре свои правые руки и…

– Не убивай их! – воскликнул внезапно появившийся Эстен Джальн. – Не убивай их…

– Как ты сюда попал? – яростно взревела Архимагистр. – Сюда можно попасть только по моей вате!

– Именно это я и сделал, – ухмыльнулся Эстен Джальн. – Попал сюда по твоей воле.

– Не поняла?

– А чего тут понимать? Твоя воля простирается на огромные расстояния и достаточно прочна, чтоб выдержать одного несчастного художника. Вот я по твоей воле, как по лестнице, и поднялся.

– Мерзавец! Как ты посмел?!

– Да я и сам удивляюсь, – развел руками художник. – Вроде с ума еще не спятил. Впрочем, там и спячивать-то особенно не с чего, так что…

– Ты умрешь! – прорычала Архимагистр.

– Какой восхитительный рык, – потрясенно промолвил Эстен Джальн. – Ты хочешь, чтоб я умер? У твоих ног – с радостью. Ты так прекрасна. А можно я тебя перед смертью нарисую? Тогда от меня у тебя останется твой портрет. Я хороший художник, правда! Я просто не могу умереть, не нарисовав твое прекрасное тело. И это ничего, что я буду касаться его одной лишь кистью. Даже это наполняет меня непомерным восторгом! Разве я смею рассчитывать на большее?

– Хм… не знаю, – озадаченно отозвалась Архимагистр. – Может, и смеешь. Там посмотрим. Давай так, я стану твоей на одну ночь, если ты сумеешь угадать и нарисовать мое прежнее тело. А если не сумеешь…

– До трансформы? – спросил художник.

– Да, – ответила она.

– А как же моя немедленная смерть? – спросил Эстен Джальн.

– Тебе что-то послышалось, – отмахнулась Архимагистр. – Сейчас избавимся от этих нудных стариков и поглядим, на что ты годишься.

– Не убивай их… ну, пожалуйста!

– Вот как? А к чему они тебе? – заинтересовалась Архимагистр.

– Они так уродливы! Это вызов моему художественному вкусу! Я хотел бы нарисовать их так, чтоб их явное уродство не бросалось в глаза.

– Ну… ладно, – кивнула Архимагистр. – Только для тебя… я выброшу их в пустоту. Оттуда сами пусть добираются, если смогут. А не смогут… и не проси меня за них больше, не то и на тебя разгневаюсь. И откушу голову после…

– После чего?

– После того самого…

– Откусывай, – махнул рукой Эстен Джальн. – После того самого мне уже будет все равно. Все самое хорошее в моей жизни уже случится. К чему мне тогда голова? Разве я посмею рассчитывать на продолжение?

– Ты и вообще пока ни на что еще рассчитывать не можешь! – рассердилась Архимагистр. – Рисуй давай, пока я тебе и впрямь голову не откусила.

– Если все-таки откусишь, сделай себе кубок из моего черепа, – попросил художник. – Мне будет приятно знать, что твои губы изредка касаются меня.

– Ты и впрямь ненормальный, – покачала головой Архимагистр. – Что ж, такого любовника у меня еще не было…

Она коротко взмахнула рукой, и пространство под Зикером и Йоштре разломилось. Словно мертвые листья, гонимые ветром, они проскользнули меж пальцев времени и медленно падали в пустоту. Впрочем, ветра не было. Откуда в пустоте ветер?

– Одно дело самому сходить в Межмирье, другое – оказаться выкинутым в него, – прохрипел Йоштре Туйен. – Без наколдованной тропы, без ориентиров…

– Держись, старик, – слабым голосом прошептал Зикер. – Нам бы только до топталовки добраться…

– Да уж, ближайшая топталовка в сотнях жизней отсюда, – хрипел Йоштре Туйен. – Зикер. ты что?

Но Зикер уже заваливался на спину, бледный, как новорожденный вурдалак. Сил у него не осталось вовсе.

– Она со мной… что-то такое… сделала… – одними губами прошептал он. – Я так и не понял… что…

Йоштре подхватил друга, встряхнул:

– Эй, Зикер, не смей умирать! С кем я враждовать-то буду, если ты сдохнешь?

– Сам с собой, – улыбнулись тающие губы. – У тебя неплохо выйдет. Главное, не забывай почаще смотреться в зеркало!

Зикер бледнел, выцветал, становился легче. Пустота медленно пожирала его.

– Ты не умрешь, я не позволю тебе! – из последних сил взъярился Йоштре. – Из-за какой-то всемогущей стервы! Держись, гад! Сражайся! Я… я тебя ненавижу! Я убью тебя, если ты не станешь защищаться!

– Поздно, коллега, – мягко усмехнулся почти призрачный Зикер. – Ты и сам знаешь это… выпей с Фарином и Арилоем за мое здоровье! Позаботься о Тенге-ре, не забывай кормить Даграманта, и вообще… Йоштре… смотри у меня там…

– Зикер, держись! Я сейчас отыщу тропу и… – Йоштре беспомощно огляделся вокруг.

– Поздно, – долетел до него шелестящий вздох. – Здесь нет никаких трон…

На его руках покоилось почти бесплотное нечто.

– А ведь не поздно, старый ты мерзавец, – голос Архимагистра странно вибрировал в пустоте. – Достаточно тебе сказать «да»… пройти вместе со мной трансформу…

– А может, просто… опять будем любить друг друга? – прошелестело нечто бесплотное. – Я помогу тебе избавиться от твоей дурацкой трансформы, и будем счастливы… как когда-то?

– Как когда-то уже не получится, Зикер. Я не спущусь к тебе. Это ты можешь ко мне подняться. Подняться или умереть. Я все еще жду. Скажи «да»!

– Ты же знаешь, Орика, я никогда не скажу «да», – прошептал умирающий.

– Тогда ты умрешь.

– Тогда я умру. Прощай, Орика, я любил тебя.

– Прощай, Зикер, мне очень жаль…

Голос Архимагистра в последний раз всколыхнул пустоту и исчез.

И тут Йоштре увидел тропу. Тропа возникала прямо из пустоты. Тропа была нарисована торопливыми взмахами кисти. Он тотчас ступил на нее – и вновь обрел хоть какую-то силу Ее хватало, чтоб поддерживать призрачную жизнь в тающем теле Зикера. Впрочем, теперь-то Зикер больше не таял. Йоштре боялся, что Архимагистр вновь выкинет что-нибудь из своих омерзительных штучек, но тот молчал. Видно и в самом деле – ушел.

Неровные мазки кисти шаг за шагом рисовали тропу и Йоштре шел по ней, волоча за собой малость уплотнившегося Зикера.

* * *

Архимагистр сидела на роскошном троне, и художник старательно трудился над ее портретом.

– Ты не могла бы слегка задрать юбку? – с надеждой попросил он.

– Что ты еще там выдумал? – сверкнула глазами она.

– Твои божественные ноги я бы хотел нарисовать полностью, – с искренним восхищением ответил он.