— Вы кто? — просипела Арьере — горло драло, как при простуде, да ещё и во рту с испугу пересохло, стало противно-кисло.

— Можешь меня Бабкой звать. Или Ру. А если и так не по вкусу, то мистрис Лаурдан — мне всё едино, — голос у старухи оказался тоже совершенно ведьмовской, надтреснутый, каркающий и будто царапающий уши.

— Мистрис? — глупо переспросила Тиль.

Вежливое обращение да ещё и вкупе со звучной фамилией Лаурдан никак не желали сочетаться с неухоженной и откровенно жуткой старухой.

— А что ты думала? — равнодушно отозвалась эта самая мистрис. — Меня дуб родил или из почки вылезла? Или, может, из тины болотной? И мы когда-то жили, как все люди живут. Только тебе до меня дела нету.

— И верно, — не слишком вежливо согласилась Арьере, потихоньку в себя приходя. — Лучше скажите, что вам здесь потребовалось?

— Мне-то? — на удивление мерзко хихикнула старушенция. — Ничего мне от тебя не надобно. А вот тебе от меня… Согласись, это хороший вопрос. Да ладно, нечего брови супить. Айда меня кликнула, чтоб я на молодого господина глянула.

— Зачем? — снова перепугалась Тиль, поспешно обшарила взглядом тёмные окна и не сообразила, где спальня Крайта.

Арьере подхватила юбки, чтоб в дом бежать, да старуха не дала, едва заметно подвинулась, но каким-то чудом всю дорожку заняла — не враз и мимо пройдёшь.

— Не суетись! — приказала ворчливо. — Ничего плохого я твоему полюбовнику не сделала. А травки, что оставила, можешь в нужник спустить.

— Травки? Вы с ума сошли?

— Я-то, может, из ума и выжила, пора мне, — опять хихикнула старуха. Звук вышел таким, будто по треснутому кувшину ногтем клацнули. — А вот ты в ум-то до сих пор и не вошла. Нет бы спросить ласково: «Так, — мол, — и так, бабушка Ру. Расскажи ты мне, о чём знать хочу!» Да, видать, норовом в свою родню пошла. От Крайтов доброе слово услышать, что у козла молока выпросить. Ну хорошо, ты мне тоже нужна. Пойдём-ка вон на лавочку присядем. В дом-то ваш я больше ни шагу, не нравится мне он.

— Это ещё почему? — оскорбилась вконец растерянная Тиль, послушно идя за старухой к скамейке.

— А любви в нём нет.

— В доме любви нет? — уточнила Арьере.

— В нём, — мелко закивала ведьма, очень по-птичьи пристраиваясь на скамье, точно встрёпанная ворона на ветке. — Это вам молодым всё простым кажется, а на самом деле мир-то сложный.

— Точно, — кивнула наконец-то очнувшаяся Тильда, — вы абсолютно правы. Спокойной ночи. К сожалению, проводить я вас не могу. Мне нужно ещё проверить, что…

— Да говорю же! Ничего я твоему красавцу не сделала. Чебреца с мальвой отсыпала, коровника, чаю малинового. Такое-то любая деревенская баба собрать сумеет. А ты чего ж с пустыми руками вернулась? Или не нашла Беррову захоронку?

— Откуда вы…

— И-и, милая моя! Да здесь лишь так и бывает: собака гавкнула, синица свистнула, ветер принёс — и всем всё известно. Уж как я смеялась-то, когда дядька твой от тайника людей отваживал. Старик, а туда же, дитя малое — и только. И лампой в окна светил, и из охотничьего рожка в каминную трубу дудел. И куклу соорудил, в окно подвесил. Слетка-молочница как ту куклу увидела, так драпанула, аж пятки сверкали. Наверняка и юбки обмочила.

— Я же говорила, что никаких призраков нет, — буркнула Тильда.

— Призраков нет, — взгрустнула бабка, сложила куриные лапы поверх клюки, сверху подбородок пристроила — ей и сгибаться не пришлось, — а есть только глупость и подлость человечья. Да ты садись, разговор-то не самый короткий выйдет. Что, плохи дела у тебя с молодым Арьере пошли? Совсем край или ещё ничего?

— С чего вы взяли…

— А ни с чего! — разозлилась ведьма — настроение у неё менялось, быстрее, чем стёклышки в детском калейдоскопе. — За дуру-то меня не держи. Что по воле дядьки ты за этого поганца пошла, всем известно. Что Берри помер тоже не секрет. Ну а тут вдруг ты являешься, да не одна, а с молодым Крайтом. Обоих, почитай, лет десять никто не видел, здесь же нарисовались. А нотариус с вами не прикатил, земельный агент тоже. Значит, дело не в наследстве. И в чём тогда? Правильно, задумала ты семейное гнёздышко себе вернуть и в нём птенчиков с кузеном растить. Или не так?

— Вы не крестьянка, — только и сумела выдавить Тиль.

— Да кто я, тебя касаться не должно, — элегически протянула ведьма. — Разговор не про меня, а про тебя. Ну что, хочешь знать, чем Берри Арьере пугал или как? Это ведь я его научила. Ну, не научила, конечно. Говнюк Крайт и сам большим мастаком был, но кое-что интересное рассказала.

— Я готова заплатить любую сумму, — решительно заявила Тильда. — Возможно, не сумею выплатить всё сразу, но напишу расписку. Допустим, в долг у вас взяла и…

— Не в деньгах дело, — тяжко вздохнула старуха. — Да и дядька мне твой отсыпал немало. Внукам бы хватило, если б у меня они были. Обижена я на Арьере, крепко обижена. А ничего нет хуже, чем баба, злобу затаившая. Ну как, будешь слушать или нет?

— Я вся внимание, — горячо заверила Тиль.

— Ну тогда мотай на ус. Первое-то байка, сплетня, хоть и правда это. Но доказать не сумею, может, сама где какие бумажки найдёшь. Арьере-то испокон веков друг на дружке женились, чистую кровь блюли. Ну вот и завелась зараза, через деда к внуку сумасшествие передавалось. Кому повезло, те тихими дурачками жизнь проживали. Такой, может, и не разберётся, как ложку до рта донести, но и вреда от него никакого. А другой бешеным зверем уродится. Прапрадеда муженька твоего тут до сих пор помнят, детей им пугают. Вот и дед таким вышел.

— То есть, мой муж тоже ненормальным должен быть?

— Вроде того, — согласилась старуха.

— Неприятно, конечно, — разочарованно вздохнула Тильда, — но ничего такого в этом нет.

— А ты слушай дальше. Супружник твой мамочку свою прям обожал, надышаться на неё не мог. Уж чего я только не видала, но такого!.. До смешного доходило. Когда денег у них совсем не стало — это уж и его отец, и дядька, и дед померли, а братишки сосунками были — Амос домину-то запер, только в двух комнатах они жили, всех слуг рассчитал, а кому и недоплатил, похлёбку сам варил и портки стирал. Но маменьке врачей из-за границы выписывал — она-то к тому времени совсем разболелась. Так вот, шарлатаны вокруг них каруселью крутились, а уж сколько золота высосали!

— Так ведь это не грех, — тихо заметила Арьере, — совсем ведь наоборот. Я и не знала, что Амос так свою мать любил.

— Не грех, — не стала спорить старуха, — но ты слушай дальше. Маменька-то сынка, Амоса твоего, раньше срока родила, да ни много ни мало, а два месяца не доходила. Это если сразу после её свадьбы считать. И вот прям притча! На свет ребёночек появился здоровенький — посмотреть приятно. Кстати, муженёк ей кузеном приходился, тётки родной сын. И падучая бедолагу трепала, смотреть страшно. Потом по три дня с постели не вставал, слюни пузырями пускал. Да и вообще он малахольный был, за ним слуга, как за младенцем ходил.