И мрачный вид Голованова подействовал на Андриканиса словно ушат холодной воды на разгоряченную голову.

— Ладно, — помолчав, сказал он, — только я уж лучше сперва вас послушаю.

— Нас интересует, Леня, история твоих, скажем так, взаимоотношений с Валерием Михайловичем Комаром, — начал Кротов.

Денис охотно уступил пальму первенства, видя, что грек относится к Кротову если не с почтением, то, во всяком случае, сильно хамить поостережется: весь вид Алексея Петровича не располагал к фамильярности.

Услышав фамилию Комара, Леня равнодушно пожал плечами, изображая, будто она ничего ему не говорит.

— Ты, может, не знаешь, Леня, — терпеливо продолжил Кротов, — а мне доподлинно известно. Когда уголовники готовят побег из зоны, они заранее присматривают человека, которого потом возьмут с собой. Говорят, что жалеют его, откармливают даже специально, чтоб поправился. И называют таких людей «каплунами». Их дальнейшая судьба проста: когда наступает голод, те, что ушли в побег, его попросту съедают. Чтобы самим не подохнуть с голоду, понимаешь? У тебя, Леня, несколько другой получился вариант, но ты все-таки «каплун». Для Валерия Комара. Усек?

— Мы тоже не пальцем деланные, — возразил Леня, хотя было заметно, что он маленько сник. — Мы тоже кое-чего соображаем. И газетки почитываем, и телевизор смотрим…

— Мы — это кто?

— Братья мои. Да и я сам.

— А кстати, какую лапшу тебе вешал Комар, когда уговаривал на пластическую операцию? Он же не мог сказать, что тебя готовит на роль «каплуна»…

— Много чего болтал…

— Например?

— Ну говорил, что у каждого богатого человека имеется свой двойник, неохотно ответил Леня. — Что он вроде бы как телохранитель. В отдельных рискованных ситуациях. А за риск отдельная же и плата.

— И ты поверил?

— А за такие бабки, что Комар отстегнул, я во что хотите поверю!.. Это потом я стал кое-что понимать, да было уже поздно, у него кругом свои люди. Да и дело было сделано.

— Братья остались в Греции?

— Вам-то что? — помедлив, ответил Леня. — Если надо…

— А они тебя хоть узнали после операции?

— Так я сразу в Штаты рванул.

— С братьями?

Андриканис посмотрел на Кротова тяжелым взглядом и не ответил.

— Боюсь, скоро исчезнешь ты, Леня, из этого мира, — вздохнул Кротов. И никакие братья тебе не помогут. Сам же говоришь, следят за тобой люди Комара… А если братья попробуют ему помешать, то пойдут следом за тобой, это хоть соображаешь? Зря приволок их сюда. У Комара гигантские деньги, он на них какую хочешь мафию купит, и не вам тягаться с ним.

— Это еще вопрос… — неуверенно проговорил грек и замолчал.

— Вот то-то и оно, — правильно расценил его сомнения Кротов. — Я ж не спрашиваю, сколько Комар тебе заплатил. Да пусть даже миллион долларов! А этих «лимонов» «зеленых» у него больше сотни. Ты в Гарлеме уже не первый день и знаешь, что даже за сотню баксов и тебя, и твоих братцев здесь пришьют, и не охнут! Видишь ведь, какой народец тут ошивается?

— Народец поганый, — согласился Андриканис. — А вот насчет миллиона ты загнул.

— Неужели согласился на меньшее?! — изумился Кротов.

— Двести тысяч и пять кусков ежемесячно.

— Наколол он тебя, Леня. Плохо с ним торговался. Дешево оценил свою жизнь… Это, впрочем, понятно. Сидел, поди, на мели? Да и семье ничего особо не светило… А поторговался бы, мог запросто и миллион отхватить. У Комара все равно тогда другого выхода не было. Полиция шла за ним по пятам. Интерпол. Слыхал ведь про такую организацию? И наша, российская. ФСБ.

— Да почем мне знать, что вы из уголовки?! — вдруг сорвался, закричал Леня. — Лепите мне тут! А вдруг вы люди Комара?!

— Да были бы мы людьми Комара, только за одни эти твои слова давно бы устроили тебе харакири. А мы серьезное дело предлагаем. После которого при тебе останется и твоя жизнь, и деньги тоже останутся, и братья не пострадают. Правда, вот личико обратно исправить у нас не получится.

— Так что за дело?! Я пока ничего не слышал!

— Спокойно. Как ты сейчас себя чувствуешь?

— Нормально.

— Не врешь?

— А зачем?

— Резонно. Русский мат не забыл?

— Че-го? — даже растерялся Леня. — Да кто ж его забудет-то! Только зачем он мне сейчас? Вас послать?

— Нет, — рассмеялся Кротов, — послать надо, и как можно крепче, Валерия Михайловича Комара. Знаешь его телефон?

Андриканис молчал, то ли что-то соображая, то ли вообще не врубаясь в ситуацию. На лице его была полнейшая растерянность.

— По его телефону я звонить не могу, — сказал наконец.

— Это почему?

— Нельзя. Не велено. Только когда уже полный край.

— Так он уже и наступил. Не тушуйся, вот тебе моя трубка, — сказал Кротов, протягивая телефон, — набирай номер и говори.

— А чего говорить? — окончательно растерялся Леня.

— Сначала отматери его от всей полноты души. Как в лучшие свои времена. А потом скажешь ему, что раскусил, мол, его, подлеца, ну и так далее. Чем злей, тем лучше. Что он будет тебе кричать, не слушай. Говори, что находишься в аэропорту Кеннеди, поскольку улетаешь на родину, в православное государство Грецию. А на него, на Комара, стало быть, кладешь и так далее. Ясна задача?

Леня, поочередно оглядывая всех, молчал, соображая.

— Послать можно, отчего не послать… Только я братьев предупредить должен.

— Им позвонишь уже из аэропорта, — жестко сказал Кротов, и Андриканис не нашелся что возразить, лишь спросил:

— А я и в самом деле в аэропорт поеду?

— Ну а как же!

— А потом?

— Потом свободен. На все четыре стороны. Нам Комар нужен, а не ты.

— Выпить можно? — Леня, кажется, решился.

— Моего? — засмеялся Кротов, и остальные его дружно поддержали.

— Нет уж, хватит, — улыбнулся и Андриканис.

— Денис Андреевич, дайте ему бутылку. Но только после телефонного разговора.

— Так там мало! — возразил было осмелевший Леня.

— Закончим дело — хоть залейся.

— Придется, — пробурчал грек и стал набирать номер.

До определенного времени Валерий Михайлович Комар и не догадывался, что у него широкая натура. Гулять на всю бухгалтерскую зарплату было просто смешно, а дальше жить на что? Когда же он стал владельцем кабинета на собственной фирме, то поначалу держался скромно уже из соображений перспективы своего дальнейшего роста в бизнесе. Лафа с фирмой быстро кончилась, поскольку и создавалась-то она, как он скоро понял, ради ста двадцати миллионов, уведенных с завода «Кристалл». Далее — Гохран, зарубежные поездки, вояжи, серьезные партнеры. Им российским барством глаза не замылишь. Дома не развернешься как хотелось бы — из чувства самосохранения. Это какой-нибудь вчерашний уголовник может позволить себе все, что душе угодно, — он может и миллион баксов в рюкзаке таскать. Ему не зазорно. А ты чиновник, и у тебя любая клякса способна спросить: откуда взял? За границей тем более: обязательно найдется чей-то заинтересованный глаз, который обязательно уследит и доложит, школа-то старая. Вот и крутись себе между возможностями и реализацией собственных желаний, как между мифологическими Сциллой и Харибдой…