Она не была незамужней матерью. Он был у нее первым. Он был в восторге, чувствовал триумф.

Тайрел понял, что снова смотрит на Лизи, не в состоянии отвести взгляд, его сердце бьется от желания и какого-то великого чувства, которое он не мог определить. Она опустилась на колени перед сыном, вдвоем с ним рассматривая цветок или, может быть, жука. Он слышал ее смех, добрый и милый, и обнаружил, что не может восстановить нормальное дыхание. Внешность вовсе не была обманчивой, с удовлетворением и облегчением подумал он. Она была милой, хорошей и доброй.

Прошлой ночью он сразу понял, что она девственница. Понял, как только начал заниматься с ней любовью.

Будь он лучше и благороднее, он прекратил бы лишать ее невинности. Но это знание лишило его последних остатков самоконтроля — у него была только одна нужда: обладать ею раз и навсегда.

Его восторг был почти диким и не знал границ. Он смотрел на нее с Нэдом и представлял Элизабет под ним в кровати, самую страстную женщину, которую он когда-либо встречал, самую желанную, которой он когда-либо обладал. Он улыбнулся, вспомнив ее глупые попытки скрыть свою девственность, ее беспокойство, когда он впервые пришел к ней в комнату, то, как она разлила на кровати вино.

Какая женщина станет отрицать свою невинность, притворяться куртизанкой и признавать ребенка, которого не рожала, своим сыном, разрушая свою репутацию и будущее?

Был только один возможный ответ. Элизабет любила Нэда — все могли это видеть, — и она отчаянно пыталась остаться его матерью. Это был очень храбрый поступок, поступок самопожертвования.

Он наблюдал, как Элизабет взяла Нэда на руки, улыбаясь от счастья, и с малышом, прижавшимся к ней, они с Джорджи скрылись в другом входе в дом.

Нэд — его сын?

Тайрел отвернулся от террасы и своего брата, пройдясь по комнате медленно и задумчиво; его сердце билось быстро и тяжело. Он же не был глупцом. Ему было понятно сейчас, что Элизабет — не мать Нэда, и ему было также ясно, что Нэд может быть его сыном. В конце концов, он заметил поразительное сходство, как и все вокруг.

Его сын. Он чувствовал странную уверенность в этом.

Это был замечательный, невероятный подарок. Он знал, что сейчас ему нужно быть осторожным, поскольку у него не имеется подтверждений, кроме его интуиции и подозрений, но он не мог.

Ему очевидно то, что произошло тогда. Куртизанка, надевшая костюм Элизабет на Хеллоуин, забеременела. Тайрел больше не думал, что Элизабет решила сыграть с ним в жестокую игру, — это было не в ее характере, так же как не могла она и забеременеть от незнакомца. Он представить себе не мог, что сам вызвал обмен. Однажды он, может быть, спросит ее, что произошло той ночью. Но это не имеет значения.

Он не мог понять, почему та женщина не пришла к нему, когда узнала, что беременна. Вместо этого она пришла к Элизабет. И он жалел, что Элизабет тогда не пришла к нему. Вместо этого она забрала ребенка и признала его своим.

Возможно, она и не рожала его, но была его матерью во всех смыслах, и это было и благословение и чудо одновременно. Она не была расчетливой мошенницей, хладнокровной лгуньей или первоклассной аферисткой. Она была застенчивой, милой, доброй, девушкой без кавалеров, и только странный поворот судьбы поставил ее в такое компрометирующее положение.

Он бесконечно уважал ее храбрость и восхищался самопожертвованием.

— Наконец-то ты смотришь на своего сына, словно веришь, что он твой, — заметил Рэкс.

Тайрел не растерялся.

— Я никогда не говорил, что не верю, что он моя кровь и плоть.

Рэкс недоверчиво посмотрел на него:

— Я слышал, ты сегодня уезжаешь в Пейл.

Тайрел обернулся:

— Да. И знаю, что ты хочешь спросить, поэтому скажу тебе: они едут со мной.

— Под словом «они», я полагаю, ты подразумеваешь мисс Фицджеральд и своего сына?

— Да. А теперь извинишь меня?

Прежде чем он успел повернуться, Рэкс схватил его за руку:

— Я не подниму эту тему снова. Но мисс Фицджеральд очень добрая молодая леди и заслуживает большего, чем просто стыд, который ты на нее обрушил.

Тайрел резко выдернул руку, его переполняло чувство вины. Он торопливо пошел в холл, хорошо зная, что брат прав. До того как он лишил Элизабет невинности, считая ее падшей женщиной с низкими моральными принципами, он не думал дважды о том, чтобы сделать его своей любовницей. Сейчас это заставило его задуматься.

Но что он мог сделать? Он уже навредил ей. Если бы он не был наследником, если бы был младшим сыном, он смог бы жениться на ней, ведь она это заслуживала. Сейчас в его голове стучало, и он чувствовал, что попал в ловушку. Он был следующим наследником Адара, и его долг не обсуждался. Его свадьба была оговорена, и он не мог оспорить это, даже если бы хотел. Тайрел даже видел Элизабет следующей графиней. Она была бы воспитанная, добрая, всеми любимая — он знал это всем своим существом.

Тайрел прислонился к стене, его грудь болела, а голова пылала. Его мысли были чистым предательством, и он знал это. Сейчас, больше чем прежде, его курс был определен. Нэд — его ребенок, а Элизабет — его мать во всех смыслах, кроме биологического. Он позаботится о них. Иметь жену и любовницу не идеально, но многие мужчины не стали бы думать об этом дважды. После прошлой ночи выбора не было. Он нуждался в Элизабет и отчетливо понимал это. И Нэд нуждался в ней тоже. Тайрел ходил по острию ножа. Сейчас он должен быть осторожным и осмотрительным. Элизабет заслуживает его уважения и защиты, но и леди Бланш тоже. А в будущем? Он напрягся от одной только мысли. После свадьбы он как-нибудь справится с жизнью на две семьи. Если другие мужчины смогли, значит, и он сможет.

Тайрел напрягся. Элизабет, Нэд и Джорджи вошли с противоположной стороны холла. Должно быть, она почувствовала его присутствие, потому что остановилась, посмотрев через плечо, увидела его и застыла.

Он подошел к ней и остановился перед ними, поклонившись; смятение исчезло.

— Вам понравился пикник? — вежливо спросил он, когда его сердце бесконтрольно колотилось в его груди.

Сейчас он мог думать только о том, чтобы взять Лизи в свои руки и отнести в постель.

Элизабет покраснела:

— Да, милорд, очень, спасибо.

Он перевел взгляд на Нэда, стоявшего рядом с Элизабет и строго смотревшего на него снизу вверх. Тайрел чувствовал эмоции ребенка, и его сердце так сильно наполнилось радостью, что в голову пришла только одна связная мысль.

— Мальчику нужно научиться ездить верхом, — сказал он.

— Ему всего лишь год, — начала Элизабет.

Тайрел улыбнулся, посмотрев в ее широко раскрытые серые глаза и вспомнив, как они становятся цвета дыма, когда она достигает пика удовольствия.

— В его возрасте я ездил верхом. С отцом конечно же. С твоего разрешения, мне бы хотелось сделать то же самое, когда мы приедем в Уиклоу.