случае, – сказал командир Гезей, – эти сигналы подаются кем-либо из наших соотечественников – это не японские буквы!

– Они подаются из Мидуэя, – горячо воскликнул Морис Рембо. – Они оттуда… Мидуэй… Значит, крепость не сдалась!

– Подождите! – закричал телеграфист. – Снова начинается то же слово… Н. Мы приближаемся – я вижу яснее L.

– Нет, теперь Е…

– А теперь я уверен, что это L… Вот и Р…

– HELP – «помогите», – объяснил Морис Рембо. – Командир заклинаю вас: скорее! Это просит Мидуэй – там пришли в отчаяние.

Старый офицер наклонился к рупору, проведенному в машинное отделение:

– Скорее, Гивен! Двадцать пять узлов, если можно!

Из глубины судна раздался ответ – несомненно, возражение.

– Тем хуже! Воспользуйтесь запасом… Двадцать пять узлов, говорю вам, только на два часа!

И форштевень «Колорадо» разрезал волны, окрашенные оранжевым отблеском от миллиардов светящихся моллюсков, отбрасываемым на гребни каждой волны.

Еще полтора часа крейсер продолжал свой путь: его мощная машина, казалось, задыхалась, и из труб вырывалось пламя, смешанное с пылинками каменного угля цвета расплавленного чугуна.

* * *

В половине второго пополудни немного левее пути, по которому следовала эскадра, показалась белая полоса, которую нельзя было принять за первые лучи рассвета, потому что заря всходила с противоположной стороны. На этот раз это был свет прожектора, и, без сомнения, прожектора с неприятельского судна. Для того чтобы не выдать преждевременно своего приближения вырывавшимися из труб снопами огня, командир «Колорадо» уменьшил скорость своего судна до 23 узлов.

Вдруг, в ту минуту, когда столб света удвоился, ярко осветив два судна, – из моря вырвался сноп огня и осветил на мгновение весь горизонт заревом пожара, затем до «Колорадо» донесся глухой взрыв, продолжительный, как предсмертный вздох.

Крик ужаса сопровождал его.

Кричал Морис Рембо. Отчаяние, которого он не мог скрыть, раздирало его душу.

– Крепость только что взорвана! – сказал он прерывающимся рыданиями голосом. – Мы придем слишком поздно.

И храбрец, смело подвергавший себя большим опасностям, опустился, страшно обессиленный, на складной стул.

Но он вскочил сейчас же и, подойдя к командиру, схватил его за руки и стал умолять его:

– Умоляю вас, скорее! Торопитесь! Быть может, мы прибудем еще вовремя и… приютим… спасем уцелевших от взрыва… Это они сами подожгли свои пороховые склады… Ваш брат предписал им… У них имеется моторная лодка… Мисс Кэт, вероятно, была посажена в нее до взрыва… Может быть, она находится совсем близко от нас, в эту минуту… Спасем ее, заклинаю вас, командир!..

Он просил как ребенок, роняя слезы при каждом слове, и глубоко растроганный командир должен был собрать всю силу воли для того, чтобы не поддаться в своих решениях мольбам глубоко взволнованного молодого француза.

– Предоставьте мне действовать!

И, войдя в свой блокгауз, он разослал приказы во все концы судна.

Жизнь шестисот людей, находившихся там, была в его руках: он был в этот момент их главой, после Бога.

Было сделано распоряжение, чтобы прожектор на марсе грот-мачты был наготове для освещения двух замеченных неприятельских судов, когда они будут на расстоянии приблизительно одной мили. Артиллерийскому офицеру, командовавшему двумя орудиями передовой башенки, приказано было зарядить их снарядами, начиненными кордитом, и открыть огонь из всех орудий.

Минный офицер получил приказ быть наготове, чтобы своевременно выпустить мину из носовой части, если неприятельские суда преградят путь.

Наконец все были предупреждены, что после пальбы из орудий прожектор будет погашен, и для того чтобы сбить неприятеля с толку и дать возможность стрелять орудиям задней башенки, будет сделан поворот налево. После этого зажгут все прожекторы для того, чтобы отразить всякую атаку миноносца или контрминоносца.

Затем командир крейсера отправил на «Монтану», на миноносцы «Буйный» и «Ракета» своей эскадры и на крейсера 2-й эскадры, которые должны были следовать за ним через восемь-девять часов, следующую депешу:

«Крепость Мидуэй взорвана сейчас на наших глазах. “Колорадо” готовится к бою один против двух судов, сила которых мне неизвестна, но которые собираются высадиться на развалины крепости. Идите на всех парах, чтобы помочь мне, подобрать нас или отомстить. Гезей».

Сделав эти распоряжения, он вернулся на мостик для того, чтобы увидеть результат стрельбы. В темноте ему преградила путь какая-то тень, и послышался неуверенный голос:

– Командир, в шести милях от Мидуэя выступает над поверхностью воды скала… вы не боитесь?

– Ах! Это вы, мой дорогой инженер… Эта мысль доказывает, что вы пришли в себя… В добрый час! Что касается скалы, на которой находится гидрографический сигнал, то будьте спокойны, я знаю… остров останется далеко от нас… налево.

– Если бы вам удалось потопить этих проклятых! – простонал молодой человек, охваченный новым приступом горя, смешанного с ожесточением.

– Я сделаю все возможное для этого! Мы имеем то преимущество, что являемся неожиданно, потому что в течение последних восьми дней они не рассчитывают на наше появление… Прежде чем их прожекторы откроют нас, мы всадим в их чрево целую тонну взрывчатых веществ, и если это крейсера, как я полагаю…

Командир Гезей не докончил. Прожекторы неприятельских судов только что переместились, и теперь можно было увидеть утес Мидуэя в конусе света. Освещенный полным светом, потому что японские крейсера находились не дальше как в полумиле – Мидуэй казался очень близко. Морис Рембо был очень удивлен, когда увидел, что крепость совершенно не изменила своих очертаний. Однако она была взорвана.

Он разглядел на ее верхушке выступ одной из башенок, но она была безмолвна. Флаг, вышитый руками Кэт, исчез.

На правой стороне скалы обнаружилась вертикальная стена, которой он не видел раньше. Казалось, что утес был рассечен пополам невидимым мечом Роланда.

Вдруг с марса большой мачты «Колорадо» вырвался сноп света, направленный на неприятельские суда, скользнул на мгновение по морю, и из мрака вынырнули четыре наполненных людьми катера, из которых два еще не успели оторваться от корпуса крейсера. Крейсер стоял на траверсе, ярко освещенный и повернувшись носом к крепости.

Он представлял прекрасную мишень для стрельбы.

Прошло несколько минут, показавшихся Морису Рембо бесконечными.

Чего выжидал этот артиллерист, не открывая стрельбы из обоих орудий? Ответ был ясен: он хотел стрелять только наверняка; близость мишени позволяла это.

Произошло что-то ужасное!

Оба выстрела грянули одновременно, и весь корпус «Колорадо» вздрогнул.

Два чудовищных снаряда, каждый весом в 470 килограммов и начиненный 280 килограммами взрывчатого состава, врезались одновременно в борт неприятельского крейсера. Два столба дыма сейчас же указали место, где взорвались оба снаряда, разбрасывая вокруг себя, среди страшного вихря воспламенившихся газов тысячи осколков стали.

Было вполне очевидно, что эти оба выстрела смертельны и что, взорвав котлы, они моментально выведут