было уже не раз в истории их многочисленных расставаний. Он уходил, хотел завязать со всем, но стоило ей поманить хоть пальцем, Джон возвращался.

И Гортензия тянула с разводом, ожидая, когда с него можно будет взять побольше отступных. Всё это время она, пользуясь полученным статусом светской львицы и титулом леди, кочевала из постели одного богатого любовника к другому. Пока в какой-то момент Сэм Прат, с которым Гортензия сошлась на почве общей неприязни к Джону, не сообщил, что с чего-то Джон решил реставрировать один из портретов семейной галереи.

Гортензия задумалась: как-то муж говорил ей, что портрет некой его родственницы по семейной традиции передается именно старшему сыну в семье, поэтому картина — его собственность вне зависимости от лорда Роберта.

Тогда портрет мало интересовал леди Кеннет, но что если с него можно было получить выгоду? Украсть реставрационные записи не составляло труда. Наговорить о Джоне гадостей новой глупенькой пассии оказалось одним удовольствием. Дальше дело было за малым.

Картина и, правда, была написана известным мастером, и стоила хороших денег. Гортензия рассчитывала, что Джон, столь ценящий свое наследство, начнет отпираться. Предложит иные условия. Ради того, чтобы посмотреть этот спектакль, Гортензия даже поселилась в ненавистном замке, настаивая на том, что пока она — леди Кеннет, она имеет на это полное право. Но Джон, вопреки всему, не протестовал. И сколько Гортензия ни старалась, не реагировал на её обычные уловки. Напротив, им завладело какое-то странное равнодушие. Он послушно ходил с Гортензией по аукционам, где она приценивалась к тому, как выгодно можно продать портрет работы Ротшильда. Но лицо его было абсолютно бесстрастно. И живя с ней в одном замке, он умудрялся целыми днями не пересекаться с женой. Это невероятно бесило Гортензию.

Когда же Джон на несколько дней исчез, и Гортензия узнала через знакомых, что он ездил в Лондон, чтобы поговорить с девушкой, нанятой им для реставрации картины, Гортензия всё поняла: Джон влюбился. По-настоящему. Если раньше их бракоразводный процесс шел вяло, то теперь Джон настаивал на скорейшем расторжении брака. На любых условиях. Так, что ради этой новой любви он был готов отдать Гортензии всё.

А затем выставить её из замка, как последний хлам. И Гортензии стало нестерпимо больно. Возможно, из-за болезни матери, начавшей проявляться и в ней, возможно, из-за наркотиков, слишом долго правивших бал, она стала одержима Джоном. И мысль о том, что скоро она будет лишь призраком прошлого в его жизни, была невыносима.

Нет, Гортензия никогда не сдавалась. И не собиралась отдавать Джона никому. А если он не хотел её… То стоило вернуться к варианту с вдовой. План Гортензии, подсказанный отчасти самим Джоном, был прекрасен в своем безумии.

В нем удачно сошлось всё: история семьи, в которой уже случались подобные нервные срывы, жизнь самого Джона, не совсем нормального человека, наркомана.

Ведь в первый раз, когда Гортензия пыталась убить мужа, на неё не пало ни малейшего подозрения. Безнаказанность пьянила.

К тому же, вторая птичка сама попалась в клетку. Гортензии оставалось лишь скинуть тела на тачку, любезно оставленную Джоном для экспозиции, нацарапать мужу прощальную записку на тонкой бумаге, которая растворится в воде, и ждать прилива. А в ожидании, Гортензия вполне могла написать несколько записок почерком Джона, столь хорошо изученным ею за время совместной жизни. Что-нибудь о бренности бытия и о нежелании расставаться с любимой… Какое-нибудь изящное объяснение двойного самоубийства. Сама же Гортензия планировала настаивать, что в это время была в Карнарвоне, где у неё было несколько хороших знакомых, за умеренную плату готовых подтвердить её алиби.

Но план не удался.

Проиграв, сидя запертой в кабинете, Гортензия решила, что не пойдет ни в тюрьму, ни в какую-то клинику, куда её может запрятать муженек. Это было не для неё. Не та жизнь, которой она всегда была достойна. Тем более, когда Джон начинал жизнь новую.

И выход нашелся.

Один.

Глава 31

Вот и всё, что мне удалось найти о Гортензии Кеннет.

Образ Гортензии вызывал во мне странные, во многом неприятные чувства. До сих пор по телу моему пробегала дрожь от одной мысли о том, что могло произойти, пойди всё по плану этой женщины.

И еше, снежная королева, Гортензия Кеннет, напоминала мне леди Джулию, ту женщину, которая заставила обманом расстаться Гвендолен и Артура.

Но и различия между ними были.

Артур не любил Джулию.

А Джон любил Гортензию. Возможно, не той любовью, что понятна обществу, но любил.

И Гортензия в своей больной, извращенной манере была одержима Джоном. Любить она не умела.

В нашем доме сохранилась их общая фотография. Они снялись где-то на отдыхе, наверное, на юге, на берегу моря. Джон в темных шортах, в расстегнутой, наброшенной на голое тело рубашке. Гортензия в ярко-красном купальнике, прикрываемом полупрозрачной туникой. Они смеялись чему-то, сжимая бокалы с коктейлями в руках.

Джон хотел выбросить фотографию, но я остановила его. Плохая или хорошая, но эта жизнь тоже была. И об этом нельзя было забывать.

Известие о самоубийстве леди Гортензии Кеннет не произвело на обществе особенного впечатления. Оказалось, что у Сэма Прата были весьма обширные связи, и поэтому история о стрельбе в замке осталась для прессы за кадром. А без неё и смачных подробностей про попытку двойного убийства в Кеннет Кастл, история о наркоманке-самоубийце, выпрыгнувшей из окна замка, оказалась абсолютно безынтересной и рядовой.

Гортензию похоронили на Хацгейтском кладбище, где находилась земля, принадлежащая семье Кеннет.

Народу на похоронах было мало. Я, Джон, Сэм Прат, с перевязанной рукой, приехавший больше поддержать нас, чем из какого-либо уважения к усопшей, лорд Роберт в его обычном угрюмом состоянии, несколько людей, шапочно знакомых с Гортензией по светским мероприятиям, которые та посещала, и высокого роста мужчина, с плохо скрытой жидкими волосами лысиной.

Как позже я узнала от Джона, это был Уильям — старший брат Гортензии. Гарри умер несколько лет назад от передозировки наркотиков. Малыш Френк не считал сводную сестру за родню. А отец с мачехой, расстроенные в свое время отсутствием поддержки со стороны взрослой дочери, приходить на похороны нужным не сочли. Не стоит и говорить, что никто из многочисленных любовников Гортензии на похоронах также не появился.

Священник отчитал нудную речь. Гроб опустили в землю, и Джон бросил на него горсть сухой земли. Церемония, на которой никто не произнес ни слова, завершилась. После Джон подошел к Уильяму. Некоторое время они говорили. Я же медленным шагом пошла по кладбищенским дорожкам.

День был хмурым. Под стать настроению. Мне хотелось, как можно скорее уйти отсюда, и я с надеждой ждала, когда Джон освободится,