я не могу пригласить его, когда с нами папа! — оправдывается, когда видит мой растерянный взгляд, — не смотри так! Я его сама толком не знаю! Не хочу шокировать папу! Да и нехорошо так, не зная человека, приглашать в гости, не к себе заметь!

— Ладно, ладно! — улыбаюсь, права ведь, — успокойся. Успеете еще!

Новый год встречаем как никогда отлично!

Бабули и Женя просыпаются к началу двенадцатого и празднуют с нами почти до двух.

Застолье, шампанское, выступление президента, много фейерверков и шашлык! Близкие и родные рядом, не хватает лишь его. Но и тут я соглашусь со Златой, я его тоже толком не знаю. Надеюсь, хочу верить, что он мой человек и мы еще не один раз встретим новый год вместе.

Баба Лиза дарит нам со Златой пуховые платки.

— Они настоящие, не верите? — говорит баба Лиза, вручая платки. — можете проверить!

— А как их проверяют? — спрашивает Злата, — нет я вам верю, чтобы вы не подумали… просто хочу знать, как.

— Отдай колечко, — просит баба Лиза, и пропускает через кольцо пуховый платок, — а если они не настоящие — они не проходят через кольцо!

— Спасибо, — восторженно кричит Злата, обнимая бабушку.

Мы дарим друг другу подарки.

— Петр Михайлович, — начинаю я, потом меня поддерживают все, кто за столом, — так как мы не знали, что вы приедете, не были готовы. Поэтому кроме конфет и мандаринов ничего не можем подарить! — смеемся и веселимся.

— Мне ничего и не надо! Главное — вы рядом! Я больше никогда не хочу оставаться без вас!

Мы веселимся, пьем шампанское и кушаем горячий шашлык.

Ближе к трем укладываемся спать. Петр Михайлович в зале, на диване. Злата ему перестилает постель, а все мы в комнатах. Места, как говорила баба Лиза всем хватило.

В город мы возвращаемся третьего января. Со слезами на глазах провожает бабушка Лиза, у которой уже не болит нога. Но лечение продолжает. Уколы теперь будет колоть соседка. Я ее сама лично просила.

Петр Михайлович подбрасывает меня до компании, где меня ждут на собеседование.

— Ооо, дочка! Тебе крупно повезет, если начнешь работать в этой компании. Хозяин этой компании мой давний друг, но сейчас уже не работает. Работает его сын. Они олигархи нашего города! — говорит Петр Михайлович, высаживая меня у большого стеклянного здания. Сами же они отправляются не к нам в квартиру, а домой. Петр Михайлович забрал своих детей к себе домой, и меня просил после собеседования присоединиться к ним. Я машу Жене, в след удаляющейся машины и шагаю в сторону здания. Поднимаю глаза высоко, рассматриваю огромное здание. Оно такое большое и сверкающее, что я бы подумала, что президент сидит именно здесь. Но уже знаю, какой-то олигарх. И я теперь еще больше волнуюсь.

— Главное понравиться и угодить их требованиям, — думаю про себя, шагая вперед и прихожу в ступор, когда вижу, как мужчина дерется, почти, с девушкой.

Совсем обнаглели, средь белого дня! Бьет девушку, а тупые охранники лишь стоят и наблюдают. Злость и давняя боль, когда я не смогла справится с мужчиной, берет вверх и я не разбирая ничего, бегу и бью мужчину рюкзаком. Слава Богу девушке удается сбежать. И я тоже сбегаю, боюсь разъяренного мужчину, который может вернуться и поступить со мной так же, как и с этой девушкой.

Бегу, куда глаза глядят. Останавливаюсь только тогда, когда понимаю, что за мной никто не гониться. Возвращаюсь назад и захожу в здание с заднего входа. Боюсь встретить его там, у главного входа. Охрана проверяет мои документы, спрашивает куда, и пропускает, когда проверяет, что меня действительно ждут.

Женщина, Антонина Вячеславовна, усаживает меня на кресло, дает воды и просит успокоиться и отдышаться.

— Извините, я чуть не опоздала.

— Все в порядке, я сейчас схожу проверю, если арабов еще нет, возможно он вас примет сейчас.

Антонина Вячеславовна зовет меня через пару минут, я спешу и забываю снять верхнюю одежду.

Ужас сковывает мое тело, когда на столе я вижу ту злосчастную сумку, с которой сбежала та девушка. А когда поднимаю глаза и вовсе, чуть не падаю в обморок.

Я смотрю и чуть не тону в омуте до боли знакомых глаз.

Это он. Он сидел в том кресле, в той комнате и смотрел на меня этими глазами!

Я узнала его сразу. И в доказательство всему знакомые часы на руках, и перстень, который мне безумно нравился.

Но…

Это и есть тот, которого я била, не разбирая ничего. Потому как на него не смотрела, но отчетливо понимаю, что он. Его я била внизу, его!

Сомнения пропадают напрочь, когда он кричит на весь кабинет:

— Пошла нахуй, Майя!

Боже!

Как я могла подумать, что это он?

Как такое могло прийти мне в голову?

Я от своей влюбленности, совсем потеряла голову.

Что ему делать здесь?

Зачем бить девушку? Нет, это явно не он, не мой… это просто я потеряла голову.

Чтобы не задохнутся от обиды, я разворачиваюсь и бегу. Второй раз за день я бегу, и чтобы он явно не догнал, бегу вверх по лестнице.

Не жду лифта и не спускаюсь вниз. А поднимаюсь вверх, когда слышу его громкое:

— Это она! Это она, точно она! — кричит на весь коридор, — держите ее!

Только я не спускаюсь вниз, где наверняка меня все ждут, а поднимаюсь вверх, где меня точно никто не ждет.

Пуховый платок давно сполз и летит по ветру, создаваемым мною. Мне жарко и душно.

Я поднимаюсь на последний этаж, присаживаюсь. Пытаюсь отдышаться. Благо здесь, в коридоре стоят лавочки. Для посетителей наверное и кулер с водой. Я набираю пару стаканов и осушаю. Потом снимаю куртку, прячу платок в рукав, распускаю волосы, скрываю лицо. И на свой страх спускаюсь вниз. Только уже на лифте. Выхожу на втором этаже и иду к ступенькам. Спускаюсь по ступенькам, прислушиваюсь, чтобы наверняка не наткнуться ни на кого. Первый этаж полон журналистов, я краем глаза заглядываю и прихожу в шок. Журналисты стоят с камерами и профессиональными фотоаппаратами и громко обсуждают, какую-то важную встречу, которую нельзя не запечатлеть и нельзя не показать по телевизору.

— Народ должен знать, о достижениях своего города, — выкрикивает кто-то из толпы.

Я пячусь назад и выхожу так же, через задний вход, пока меня никто не заметил.

Мороз и ветер сковывают потное тело. Я наспех надеваю куртку и накидываю на голову платок. Я не помню, когда в последний раз бегала столько, сколько сегодня. И я опять бегу. Только