– Ну как же! Я же их помню. Я их тогда, давно, уже видел, – напомнил Кольцов.

– А «Алмаза» вы не видели, – сказал Коля.

– «Алмаз» – это собачка? – спросил Кольцов.

Катя переглянулась с Колей, и они одновременно расхохотались. Катя даже приседала от смеха, Коля же, как и подобает мужчине, смеялся сдержанно.

– Соба-ачка, ха-ха! – заливалась Катя.

– «Алмаз»! Ну, может, козел? – попытался угадать Кольцов, чем вызвал еще большее веселье.

– Да нет же! Нет! – пришел Кольцову на выручку Коля. – «Алмаз» – конь! Настоящий конь. Мы на нем уже два раза катались. Он у нас совсем недавно. Только его, наверно, отдадут. У нас нет сена. А кони любят сено.

– И еще сахар. Только сахара у нас тоже нет, – добавила Катя.

– Откуда же у вас взялся конь? – спросил Кольцов.

– Его Ромка привел, – ответил Коля.

– Нет, Ромка с Данилкой, – поправила брата Катя.

– Ну да! – согласился Коля. – Они – цыгане. Цыгане любят коней.

Вернулся отвлекшийся по своим делам Заболотный.

– Исаака Абрамыча и того, твоего гостя, я до начхоза приставил. Пускай хозяйственные дела порешают, – доложил он.

– Кто же у тебя начхоз? – поинтересовался Кольцов.

– Та – жинка. Она лечшее меня разбирается, что в хозяйстве надо. Ну там, где что купить, что смолоть, на чем сварить? Я в этой бабской машинерии слабо разбираюсь, – и, широко улыбнувшись, Заболотный добавил: – У меня забота, как у комдива: общее руководство. Чтоб во всех подразделениях военный порядок был.

– В принципе правильно, – согласился Кольцов и затем попросил: – Ну покажи-ка коня!

Заболотный открыл дверь сарая, и в скупом зимнем освещении Кольцов увидел глядящего на них стройного чубарого красавца коня. Не очень в лошадях разбирающийся Кольцов все же понял, что это породистый и очень дорогой конь. Он мог бы быть украшением самой богатой конюшни.

– Откуда у тебя такое сокровище? – удивленно спросил Кольцов.

– Потом, – сказал Заболотный, выразительно взглянув на Кольцова. И затем спросил, вероятно, чтобы сменить тему: – Ну и как ты находишь своих крестников?

– Веселые. Молодцы!

– Только скучают очень, – сказал Заболотный. – Вон Катерина часто по ночам плачет.

– Что ж ты, Катя? – обратился Кольцов к девчушке. – Ты же уже большая. А большим не положено плакать. Вон Коля же не плачет.

– Коля – мужчина, – рассудительно ответила Катя. – Я тоже уже редко плачу. Только когда маму вспомню. И еще когда плакать хочется.

– Она и когда тебя вспомнит, тоже плачет.

– Не нужно, – обратился Кольцов к своим крестникам. – Я скоро уже навсегда к вам вернусь. И будем вместе жить.

– А у вас есть дом? – спросил хозяйственный Коля.

– Пока нет. Но будет. Обязательно будет, – пообещал Кольцов и добавил: – Как же нам вместе жить, и без дома?

– И котенка заведем, – мечтательно вздохнула Катя и, посерьезнев, спросила: – Вы сегодня уедете?

– Надо бы сегодня. Дел, понимаете, много, – совсем как взрослым, пояснил им Кольцов.

Заболотный понял, что детишки до самого отъезда не отойдут от Кольцова, а ему и самому хотелось о многом с ним поговорить, поэтому он строго посмотрел на Катю и Колю и ворчливо сказал:

– У вас, братцы, тоже дел много. Или вы ждете, пока другие все ваши дела переделают?

Катя с Колей переглянулись и медленно, неохотно отправились туда, где суетилась ребятня. Коля вновь принялся рубить хворост, а Катя задумчиво набирала в охапку уже нарубленный.

– Насчет коня! – вспомнил Заболотный, когда детишки отошли. – У нас еще тогда, в самом начале, если помнишь, один цыганенок завелся? Ромка. Потом он исчез. Думали, надоела дисциплина, сбежал. Ан нет, вскоре вернулся! И не один, а со своим братом Данилой. Этот – чуток постарше Ромки. А пляшет! Такие уморительные коленца выкидывает, живот надорвешь. Они-то и привели с собой этого коня. Я как первый раз на него поглядел, тоже понял: редкостной красоты конь. Они его «Алмазом» прозвали. Или с табора увели, или где-то по дороге украли. Вот я и думаю, как поступить? Если решу оставить, надо сено закупать, упряжь хорошую, телегу, сани. Чтоб все честь по чести. Сурьезные расходы.

– В упряжке-то ходит? – спросил Кольцов.

– И в упряжке, и под седлом, и детишков катает. А теперь представь! Только это я потрачусь, а к нам цыганский табор припожалует: отдайте коня. Известно: ворованное надо вернуть. Даже в воспитательных целях надо. От детей ничего не утаишь. И что получится? Что окажусь я со всеми своими затратами в форменных дураках.

– Ну, ты хоть спрашивал у цыганчат, откуда у них этот конь?

– А то! Путано как-то объясняют. В степи, говорят, нашли. Я зайца в степи не найду, а они, видишь ли, такого коня! Очень похоже на брехню.

– А может, и правда. Если нужен тебе в хозяйстве конь – проверь, – посоветовал Кольцов. – Еще раз с ними поговори. Предупреди: если, мол, конь окажется ворованным, вернешь его хозяевам, а их – в шею. Без амнистии.

– Думаешь, не говорил?! Стоят, байстрюки, на своем.

– Ну и поверь! Чего сомневаешься!

– Знать бы, что не ворованный, я б нашел, как с ним поступить, – и, пристально поглядев на Кольцова, сказал: – В мою голову, знаешь, такая подленькая мыслишка закрадывается: пока коня хозяин не нашел, сменять его. Я бы за него пару коней-работяг выменял, и телегу, и сани, и мильйон в придачу. За такого коня хороший лошадник душу продаст.

– Так и меняй.

– Тебе легко сказать «меняй». А если вдуматься? Знаешь, что из этой мены может получиться? Вселенский скандал! – И Заболотный высказал свои сомнения. – Новый хозяин его взаперти держать не будет. Даже из желания похвастаться его будут повсюду показывать. И рано или поздно про коня узнает настоящий хозяин. Так?

– Ну, допустим.

– И выйдет на меня. Что получается? Я – конокрад! И покатилась с высокой горы моя репутация честного человека. Погонят меня со всех должностей. И что мне опосля этого останется? Только пулю в лоб. А у меня детишки. Своих трое, да этих семнадцать. Что с ними со всеми будет?

Так, разговаривая, они подошли к крыльцу дома. Вокруг было убрано, снег отброшен с дорожек, на ступеньках лежали тряпичные половички. По всему было видно, что здесь живут аккуратные, домовитые хозяева.

– Хочешь, дам тебе хороший совет? – спросил Кольцов.

Заболотный поднял на Кольцова глаза.

– Говори, Павел Андреевич. Я всегда уважал твою разумную голову. Знаю, плохого ты не присоветуешь, – горячо сказал он и, с надеждой глядя на Кольцова, стал ждать совета.

– Ты правильно решил, Павло, – проникновенно сказал Кольцов. – Не мучайся! Застрелись!