И в самом деле, перед путниками вдруг зажглась тропа, ведущая через болото к Грани. Тропу освещали маленькие красные огоньки, похожие на спелые бусинки клюквы. Яно двинулся первым, за ним — Иван, ведущий за руки Грэм и Эйфи; следом бежал Фоз. Василий шел с изменившимся, просветлевшим лицом, как будто впереди его ожидало огромное счастье. Катя ступила на светящуюся тропу последней. Она обернулась, чтобы еще раз увидеть лесную Хозяйку — та подняла руку в прощальном и благословляющем жесте. А смешные зеленые существа с серьезными мордашками махали ей пушистыми лапками. И никто не заметил, что по берегу с гулким топотом проскакал черный конь…

Туманный морок, цеплявшийся за черничные кустики, словно паутина, казался живым. В нем как будто дрожала невидимая струна — или билась жилка у виска. Грань лежала перед путниками, невидимая, но ощутимая. Грань дышала. Греза-трава застыла в безветрии, и усыпляющая пыльца неподвижно лежала на листьях. Тем не менее, путники старались дышать как можно тише.

Теперь, когда цель была так близко, Кате стало немного страшно. Она слишком хорошо помнила боль, которую причиняет переход. А дома их встретят змеи… Но девушка по-прежнему верила, что все будет хорошо. И почему-то эта уверенность больше не казалась ей наивной.

— Ну, давайте прощаться, — сказала она. — Иван, Грэм… У меня нет слов. Может, вы все-таки пойдете с нами?

Грэм покачала головой, всхлипнула тихонько, подбежала к Кате, крепко обняла и поцеловала. А Иван сказал:

— У меня, большие планы. Попробую изменить к лучшему этот мир. Например, вырастить Эйфи достойным человеком.

Катя поцеловала торжественно молчавшего Эйфи, погладила Фоза. Яно глядел на девушку исподлобья и видел, как колотит ее от нетерпения. На прощание с ним уже не оставалось времени, и Катя не рискнула даже коснуться его руки. Василий похлопал Яно по плечу, обнял Ивана.

— Удачи, Плюха!

— Удачи, Крот, — улыбнулся Иван.

Что-то блеснуло в лунном свете на лице Василия — наверное, непрошеная слеза. Он быстро смахнул ее.

— Катюша, до встречи на той стороне, — сказал он и шагнул вперед. Грань задрожала, силуэт Василия исчез.

— Мне пора, — прошептала Катя, не отводя глаз от Яно. Только бы не заплакать, зачем травить душу ему и себе? Яно тоже постарался улыбнуться.

— Тебе пора, — кивнул он.

Катя резко повернулась, ступила на Грань и исчезла.

Вот и все. Яно опустился на землю и закрыл лицо руками. Ночной темноты было недостаточно, хотелось спрятаться в беспросветную, вечную тьму, где не будет боли и тоски… Если бы он был сейчас волком, то завыл бы, рассказывая луне о своей печали. Но он пока оставался человеком — а значит, полночь еще не наступила. Грэм глядела на оборотня с состраданием. Она хотела подойти, утешить его, но Иван удержал девушку.

— Мы ему не поможем, — шепнул он. — Он должен справиться сам.

Яно их не слышал. Для него исчезли все звуки на свете… Молчание… Впереди — молчание и одиночество. Как жаль, что не умирают от горя!

И вдруг в наступившей тишине послышался громкий шорох. Желто-черная молния метнулась мимо Яно прямо к Грани и исчезла за ней.

— Это Морэф! — закричала Грэм. — Она погналась за Катей! Она отправилась на ту сторону!

Яно вскочил. Мысли неслись, обгоняя друг друга. Если он сейчас пересечет грань, то обратно уже не вернется. Катя не одна, с ней Василий. Но переход через Грань — тяжелое испытание, они, скорее всего, лежат там без сознания. И тогда… Тогда они оба беззащитны перед Морэф.

— Грэм, — решительно сказал он, стягивая свитер, — мне придется просить тебя о трудной услуге. Я должен помочь Кате. Скорее всего, я не вернусь. Фенлан потеряет Хранителя Грани… Ты можешь быть Хранителем — по праву рождения…

Ответа Яно не слышал — он вновь стал зверем…

— Она справится, — ободряюще кивнул Иван растерявшейся Грэм. — Тем более, что нам есть кому передать эту тайну, — и он подмигнул Эйфи.

Волк присел перед прыжком, в последний раз огляделся, прощаясь с Фенланом, и прыгнул через Грань. Когда он исчез, Грань сделала сильный вздох — и замерла. Переход между двумя мирами закрылся на долгие триста лет.

Знакомая канава встретила Яно бесчисленными каплями росы, вымочившими высокую траву. Страшная боль отняла у оборотня последние силы. Но он успел вцепиться в змею, которая уже скользила раздвоенным языком по телу бесчувственной Кати. Ключ, возвращенный лесной Хозяйкой, блестел у девушки на груди.

Яно не сумел дотянуться до глотки. Он перехватил змеиное тело посередине и упал, беспомощно скребя лапами землю. Морэф, извиваясь, повернула к нему маленькую изящную головку.

— Глупый волчонок, ты все-таки ищешь смерти? Ты найдешь ее, у меня хватит яду на двоих!

Яно ползком попятился назад, оттаскивая змею от Кати. Девушка вдруг открыла глаза, застонала.

— М-м-м… Господи, где я? Яно?! — она вскочила на ноги и тут же упала, обхватив пульсирующую болью голову.

Волк тянул змею, а та скалила кривые зубы, примеряясь для укуса. «Может, на двоих у нее все-таки не хватит яда», — думал Яно.

Вдруг послышался шорох. Катя с ужасом глядела, как вдоль неподвижного тела Василия ползут змеи — светло-коричневые, с темными ромбиками, гадюки. Некоторые из них были толщиной с мужскую руку. Даже сквозь сапог девушка почувствовала прикосновение холодной чешуи. Но змеи не причинили ей вреда. Гадюк интересовала желто-черная чужачка, посягнувшая на их владения. И змеи накинулись всей стаей, вонзая в чешую Морэф смертоносные зубы. Бывшая королева Фенлана забилась в судороге, заметалась, пытаясь хоть перед смертью укусить одного из своих врагов. Катя, не думая об опасности, оттащила волка в сторону.

Агония Морэф длилась недолго: яда десятка гадюк хватило, чтобы она умерла, и никакой эликсир бессмертия ее не спас. И тогда гадюки, много веков сторожившие Грань, набросились на тело пришелицы, разрывая его на части. Скоро от Морэф не осталось ни клочка чешуи. Потом сытые гадюки тихо скрылись в траве.

Катя осталась одна — с двумя неподвижными телами. Она забыла даже порадоваться, что вернулась домой живая и невредимая. Василий, однако, скоро застонал. Он еще не пришел в себя, но было ясно, что с ним все в порядке. А вот Яно был совсем плох; переход через Грань мог стоить ему жизни.

Катя наклонилась над волком. Он почти не дышал; девушка с трудом уловила слабое движение мохнатого бока.

— Яно! Яно! — звала она, чувствуя, как замирает от отчаяния сердце. Она трясла волка, не замечая слез, от которых намокала дымчатая шерсть. Но он не слышал ее, не чувствовал ее прикосновений. И в человека он превратиться не мог, потому что полнолуние давно наступило. И тогда девушка упала на волчье тело, словно могла поделиться с ним своей жизнью.

— За что… — простонала она. — За что? Я же люблю его! Я же никогда никого не любила!