Деншер вернулся вовсе не затем, чтобы услышать, как Кейт просит его верить в нее, словно он не верил и так; но он вернулся, и все это теперь обрушилось на него; ему вдруг захотелось схватить Кейт в объятия с неотразимой, как он радостно вообразил себе, силой, которую пробудила в нем манера, с какой любимая молила его о доверии. Он сжал ее плечи сильными руками и спросил почти гневно:

– Да ты любишь ли меня? Любишь меня? Любишь?

Кейт закрыла глаза, словно ожидая, что он может ее ударить, и как бы давая понять, что готова с благодарностью принять удар. Капитуляция была ее ответом, сам ее ответ был капитуляцией, и хотя он едва расслышал ее слова, победа его была так велика и в этот момент стала так дорога его душе, что Деншер не выпускал Кейт из объятий. Кейт тоже обнимала его, их долгое объятие наголову разгромило уклончивость, и благодаря этому объятию он обрел уверенность, что то, что он дает ей, есть для нее реальность. Это было сильнее любой клятвы, и позднее, размышляя над произошедшим, он нашел ему определение: Кейт была в тот момент возвышенно искренней. Именно это и было все, чего он хотел, – искренность создавала фундамент, способный выдержать почти все на свете. Это столько всего решало, и решало так досконально, что уже не нужно было просить Кейт в чем-то его заверять, в чем-то клясться. Клятвы и заверения побоку, теперь они могли поговорить по-настоящему. Казалось, что они фактически только теперь выложили свои вопросы на стол. Не прошло и пяти минут, как он гораздо более ясно понял суть ее просьбы по поводу ее собственного плана, и было заметно, что различие, порожденное тем, что сейчас произошло меж ними, было различием в пользу избранных ею средств. Каким-то образом средства стали всего лишь деталью – ее сферой и ее заботой; стало более ясной закономерностью, что ум Кейт составляет единое целое с ее страстью.

– Мне вовсе не хочется, – заявил Деншер, и он смог сказать это со снисходительной улыбкой, – то и дело поднимать разговор о том, что я тебе не верю.

– Надеюсь, что не хочется! Что же, как ты полагаешь, я намереваюсь делать?

Чтобы ответить на это, Деншеру понадобилось сначала разобраться, что же он сам думает на самом деле, и первое, что ему стало очевидно, была, разумеется, их в конечном счете весьма странная игра, о чем он и смог откровенно упомянуть.

– Мы, пытаясь в лучшем случае выиграть время таким особым способом, делаем то, за что большинство людей назвали бы нас глупцами.

Однако его визит прошел без новой попытки заставить работать довод «…какой я есть». У него сейчас, при том, какой он есть, ничуть не больше денег, чем имелось при том, какой он был, или, если на то пошло, чем окажется, скорее всего, при том, какой он будет, тогда как она, со своей стороны, по сравнению с ее прежним статусом за месяцы его отсутствия обрела в заметной мере больше такого, что жаль терять. Теперь ему стало легче увидеть, как их встреча на Ланкастер-Гейт ярко высвечивает эту меру, в отличие от их встреч на вокзалах и в парках; и все же он, со своей стороны, не мог возражать против этого, не мог настаивать на своем. Если миссис Лоудер выказывала к их встречам равнодушие, ее равнодушие некоторым образом увеличивало то, чем Кейт пришлось бы пожертвовать, если бы она приняла Деншера таким, «какой он есть». Такова, in fine, была умелость Кейт в отношениях с ним, что казалось, ей удается выразить вопрос об их дальнейшем ожидании в совершенно иных терминах, чем термины отвратительных синих тонов, кричаще вульгарного севрского фарфора, вычурной меди, в которых излагал его их будуар. Она сумела выразить почти все, сказав, что, когда он увидит тетушку Мод, а это непременно должно скоро случиться, он поймет.

– Ты хочешь сказать, – спросил Деншер, – что есть определенные признаки, что она изменила свое мнение? Я не имею в виду, – пояснил он, – всего лишь ее способность к лицемерию или ее великолепное двуличие. Не забывай, в конце концов, что при всей нашей сверхразумности, притом что мы сильны, действуя заодно как команда, – я все это признаю, – не забывай, что она может играть с нами точно так же, как мы с нею.

– Да она вовсе не хочет играть со мной, мой милый, – рассудительно ответила Кейт. – Она вовсе не хочет заставить меня страдать больше, чем это ей необходимо. Она обо мне слишком сильно заботится, и все, что она делает или не делает, имеет свою цену. Это – то есть ее поведение с нами сегодня – тоже имеет цену; я думаю, она сейчас, пока ты здесь, со мной, сидит у себя в комнате совершенно одна. Но это не игра – нисколько не игра.

– Что же это тогда, – не унимался молодой человек, – раз это уж никак не благословение и не чек?

Кейт была безупречна:

– Это просто отсутствие у нее мелочности. В ней есть что-то такое, что выше мелочей. Она нам вообще доверяет, она не собирается загонять нас в угол, и если мы откровенно ее о чем-то попросим – ну что же, она пожмет плечами, но позволит… Беда лишь в том, что она, в той позиции, что занимает по отношению к нам, равнодушна к деталям. Однако, – весело добавила девушка, – мы ведь сражаемся с ней не из-за деталей.

– А мне кажется, – после минутного раздумья высказал свое мнение Деншер, – что мы обманываем ее именно в деталях.

Это высказывание, как только Деншер его произнес, отнеслось для него, да, видимо, и для нее, к необычайно яркому чувству, оставшемуся у обоих после объятия.

Однако смущение, сопутствовавшее этому приключению, очень быстро слетело с Кейт, которой, как с благоговейной радостью отметил Деншер, понадобилось бы нечто большее, чем их объятие, чтобы испытывать муки совести.

– Я не говорю, что мы опять сможем это сделать. То есть, я хотела сказать, – пояснила она, – снова встретиться здесь.

Деншер, по правде говоря, уже некоторое время был занят мыслью о том, где они могут сделать это опять. Если возможность встреч на Ланкастер-Гейт так ограниченна, то эта проблема возникает снова.

– Мне что же, совсем нельзя сюда приходить?

– Разумеется, можно. Повидаться с ней. На самом-то деле, – улыбнулась его собеседница, – это ведь она в тебя влюблена.

Но ее слова заставили Деншера с минуту вглядываться в нее более серьезно.

– Знаешь, не надо делать вид, что тут все и каждая в меня влюблены.

Кейт мгновение поколебалась:

– Я не говорю, что все и каждая.

– Ты совсем недавно называла мисс Тил.

– Я сказала, что ты ей нравишься, – да.

– Ну, это фактически одно и то же. – Затем он все же продолжал: – Разумеется, я должен поблагодарить саму миссис Лоудер – за это – как бы от себя.

– Ах, знаешь, это не так уж необходимо! – Кейт была полна веселой иронии из-за того, что он подразумевал под словом «это», и, кроме того, желала напомнить о всегдашней осмотрительности. – Она же удивится, за что ты ее благодаришь?

Деншер оценил оба соображения по справедливости:

– Да, я ведь не смогу, по сути, ей все рассказать.