— В случае вашего несогласия адмирал немедля пришлет на судно офицеров и солдат. Ваш экипаж подвергнется аресту, будет взят в плен и свезен на берег, а судно взято под караул.

«Дело принимает совсем скверный оборот, — размышлял Головнин, — конечно, из двух зол надобно выбирать меньшее, благоприятное для нас». Он жестом пригласил офицера в каюту.

Написав обязательство, Головнин сказал:

— Известите господина командующего, что провизия у меня на исходе, а денежных средств мне здесь по аккредитиву не выдают…

На следующий день на шлюпе появился тот же офицер с лоцманом и по-хозяйски проговорил командным тоном:

— Адмирал Барти, сэр, распорядился вашему судну немедленно отвязать все паруса, снять реи, спустить стеньги и перейти на другое место, в глубину бухты, стать на якорь подле флагмана…

Пришлось подчиниться, но довольствие команды все больше тревожило Головнина.

Рикорд на берегу познакомился с пленными французскими капитанами купеческих судов.

— Оным англичане выдают по двадцать талеров в месяц, а матросам ихним фунт мяса и полтора фунта хлеба на день. Ежели мы на положении пленных, надобно у Барти требовать содержания.

Такого же мнения придерживался и дружественно настроенный знакомый купец — англичанин Гом. Он тоже посоветовал Головнину:

— Адмирал Барти обязан вам давать пособие, поскольку правительство Англии не отвечает на ваше законное заявление.

Началась бумажная канитель. Головнин действовал оправданно, как-никак документ — вещественное доказательство. Но английский адмирал на запросы Головнина отмалчивался, отсылая его к местным ростовщикам. Улучив момент, когда Барти приехал в Симансштат, Головнин перехватил его на берегу, но тот явно уклонился от разговора и куда-то уехал. Возвратившись на шлюп, Головнин возмущенно сказал Рикорду:

— Все больше убеждаюсь, что Барти намерен нас измором взять. Денег-то у нас кот наплакал, кредиты выданы на Кантон.

Рикорд, видимо, тоже размышлял, как быть.

— Василий Михалыч, а что, если нам часть компанейского груза с выгодой продать береговым агентам?

— Я тоже об этом подумывал, пожалуй, так и сделаем, но все оформим по счетам, как положено.

В колонии быстро нашлись покупатели, об этом узнали англичане и наложили табу:

— Ваше судно мы считаем призовым, и весь товар на нем рано или поздно перейдет в нашу собственность.

— Вот так-то, Петр Иваныч, они уже шкуру неубитого медведя делят.

— Надобно нам, Василий Михалыч, пятки смазывать, пока не поздно.

— Давно об этом помышляю. Погоди, осенних ветров Дождемся да темной ночки.

Чашу терпения переполнило предложение Барти. Дело в том, что недавно в бухту пришла на ремонт эскадра, потрепанная штормами при блокаде французских берегов. Для починки кораблей не хватало плотников, кузнецов, конопатчиков.

В конце февраля на «Диане» появился посланец Барти, корабельный мастер.

— Нам известно, что у вас немало корабельных умельцев и туго с провизией, — с нагловатой улыбкой начал англичанин разговор с Головниным. — Адмирал Барти предлагает вам отрядить своих матросов в доки, ремонтировать наши корабли. За работу они будут получать свою порцию еды и плату.

Головнин переглянулся с сидевшим рядом Рикордом. Тот засопел, повертел головой, словно говоря: «Ну и ну, наглец».

Двух мнений у командира русского шлюпа быть не могло.

— Русские матросы не будут посланы к вам. Починка военных кораблей Англии, которые быть могут посланы и на Балтику против нашего отечества, для нас невозможна. Прошу о сем уведомить их превосходительство, — твердо отрезал Головнин.

Мастер, видимо, не ожидал такого ответа, удивленно выпучил глаза, поклонился и вышел.

— Ну, Петр Иваныч, считай дело решенное, пора нам отсюда выбираться. — Головнин высказал давно наболевшее. — Значит так. Первое, готовить паруса и такелаж неприметно. Каждую веревку и холстину прощупать, реи и стеньги привести в порядок. Другое, исподволь, понемногу наливать воду в бочки. Провизию закупать не станем. Денег в обрез, да и заметят нас.

— Коренья матросы на берегу щипать станут.

— Верно, — подхватил Головнин, — квартирмейстеры и унтеры пускай матросов на рыбалку спроворят, прямо со шлюпа. За каждую рыбину большую полпиастра. Солить станем в бочки. Альбатросов на уду пускай ловят, как-никак мясо.

— Сухарей у нас в обрез, Василий Михалыч.

— Просчитал, на три месяца хватит. На порцион уменьшим. Кают-компанию с завтра на один котел с матросами перевести. Так по справедливости.

— Долгов-то у нас на берегу немало.

— И то продумал. Оставим долговые расписки и векселя на лондонскую нашу контору, все по чину совершим до копейки. Один хронометр накажу продать после нашего ухода.

— Коим образом?

Головнин засмеялся. Некоторые капитаны английских кораблей успели подружиться с Головниным. Узнав, что хронометры «Дианы» проверяются в обсерватории, упросили его взять на проверку и их хронометры.

— Мои друзья капитаны, да и сам командор Роулей оставили в нашей обсерватории хронометры. Ежели мы все наши хронометры увезем, хозяин подметит сразу. А мы свой один, наихудший ему оставим, и туда я записку вложу, продать его с торгов и расплатиться по нашим долгам.

— Славно ты придумал, — похвалил начальника Рикорд, но спросил:

— Только как англичанам вернуть хронометры? Барти наверняка о нас все худое будет говорить.

— Вложу записку и запру, а ключ перед самым уходом оставлю. Кстати, — вспомнил Головнин, — мне капитаны за чаркой сами советовали отсюда выбраться, покуда есть возможность.

С этого дня на шлюпе началась скрытая для внешнего глаза подготовка к походу через два океана. Но Головнин, человек чести, не мыслил удрать, как заяц, оставив после себя дурную славу. Все это ложилось пятном на отечество. Он все предусмотрел, «… чтобы действительно положение, в каком мы оказались, и причины, заставившие меня взять такие меры, могли быть точно известны Англии и британскому правительству, а не в таком виде, в каком вице-адмиралу Барти угодно будет их представить, я употребил следующий способ: к нему я написал письмо, объясняя наше состояние и поступки его с нами, с показанием причин, им самим поданных мне, оставить мыс Доброй Надежды, не дожидаясь решения английского правительства. Копии с сего письма я вложил в благодарственные от меня письма к разным особам, как голландцам, так и англичанам, которые своим к нам доброхотством, ласковым приемом и услугами, от них зависящими, имели право на мою признательность. Я уверен, что через них дело сие в настоящем виде будет известно в Англии, если вице-адмирал Барти и утаит мое письмо к нему…»

Началась осень, задули западные ветры. Все чаще выходил на палубу командир, окидывал взглядом стоявший совсем рядом флагманский линкор «Резонабль», окружавшие его фрегаты, десятки купеческих бригов на выходе. Расстояние между ними не превышало один-два кабельтов. «Все видно как на ладони, да и любой посторонний звук настораживает вахту, — размышлял командир. — Вчера прислали офицера, спрашивали, зачем столько воды набираем. Отговорились, для стирки мол, матросам. Попробуй начать выбирать якорь, враз окружат и всех арестуют. Не иначе придется канаты якорные рубить. А жаль оставлять якоря. Через океаны пойдем, всего два якоря запасных».