набирались наглости ночью входить в город для сбора «налогов». Ситуация действительно была не ясной. Поэтому, когда местные афганские руководители вновь приехали на «точку» и обратились с просьбой нанести БШУ по скоплению мятежников в одном из кишлаков и готовности представить «показчика» из числа присутствовавших, я доложил об их просьбе начальнику мангруппы, а затем позвонил по аппарату «ЗАС» в разведотдел отряда Сергею Неб-ну с изложением обстановки и предложения гостей, не забыв подчеркнуть, что «показчиком» будет один из них.

Не очень-то веря в то, что моя заявка на БШУ будет выполнена, я с чувством «выполненного долга» вернулся к гостям и стал ожидать ответа из отряда. Каково же было мое удивление, когда спустя буквально каких-то 20 минут ко мне прибежал дежурный связист и сообщил: «Готовьтесь принимать «борта». Я сообщил эту новость афганским гостям — те повеселели. После чего предложил выйти к вертолетной площадке и, по-приятельски приобняв одного из инициаторов заявки на БШУ, словно Кот Матроскин, «нежно промурлыкал»: «Ну что, будешь показчиком? Отказываться поздно». Тому ничего не оставалось, как согласиться.

Выйдя на «вертолетку», мы стали ожидать «вертушки». И вот, наконец, услышали гул. Я был убежден, что прилетит, как обычно, четыре «борта», но гул вертолетов породил у меня сомнения в этом: один, два, три… семь… десять… двенадцать (!) — насчитали мы. Взглянув на «показчика» и увидев на его лице смятение, я лишь покачал головой, давая ему понять, что деваться некуда. Один из «бортов» уже пошел на посадку к нашей «точке», а остальные вертолеты выстроились в «карусель» и стали барражировать на высоте 5 км по кругу. Запихнув «показчика» в «борт», мы стали с интересом наблюдать за работой «вертушек» — равнинная местность и небольшое удаление от места нанесения авиаудара по позициям «духов» (около 8 км) позволяли это. Нам было прекрасно видно, как первая «вертушка» с «показчиком» зашла на боевой заход и сбросила авиабомбы. За ней сбросили авиабомбы другие «борта». Затем из «карусели» стали «вываливаться» вертолеты, которые со снижением заходили на боевой курс и били НУРСами по целям на земле. Несмотря на достаточно высокое удаление до места «нурсовки», разрывы были слышны очень хорошо. Этот авианалет длился около двадцати минут, после чего вертолеты начали улетать, а один — вернул «показчика» обратно на «точку». Подбежав к приземлившейся «вертушке», я увидел улыбающееся лицо пилота, который показал мне через сдвижной блистер кабины большой палец, поднятый вверх, который обозначал отличную оценку действиям «показчика». Затем вертолет взлетел и ушел в сторону Союза, а я взглянул на афганца: его лицо было бледным как мел, губы дрожали. Сбиваясь, он произнес: «Командон, я тебя очень прошу: никому не говори, что я наводил вертолеты!» Естественно, он получил мои заверения и это обещание мною было сдержано.

Но это еще не конец рассказа. Не успели вертолеты приземлиться на аэродроме, а мне уже стали звонить из Опергруппы отряда с требованием: срочно сообщить сведения о потерях противника в результате БШУ и отвели на это два часа. Естественно, такой срок был нереальным и на мой иронический ответ о том, что мне потребуется только два часа для прокладки телефонного кабеля в кишлак, куда был нанесен БШУ, с целью уточнения у душманов их потерь, этот оператор (видимо, из вновь прибывших «новичков»), не поняв подвоха, на полном серьезе ответил: «Хорошо, я сейчас спрошу заместителя начальника Опергруппы». Мне же было интересно, чем закончится для оператора его «высшее проявление исполнительного «дубизма». Заместитель начальника Опергруппы был вменяемым руководителем и сам взял трубку: «Ты зачем издеваешься над оператором?» На что мною был дан ответ: «А он зачем надо мною издевается? Он думал, когда требовал от меня через два часа представить сведения, на получение которых потребуется не менее суток — нужно отправить своих людей в кишлак и дождаться их возвращения». Начальник заключил: «Значит, так, завтра в 15 часов жду доклада». Я же поблагодарил его за понимание — в такие сроки можно было уложиться.

К сожалению, к указанному сроку разведданные еще не поступили и, сильно переживая по этому поводу, я обратился за советом в разведотдел Сергею Неб-ну. Спасибо ему: «старый воин — мудрый воин». Он ответил: «Учись, студент. Эти требования нужно обязательно выполнить для того, чтобы закрыть заявку на нанесение БШУ и вовремя включить результаты в суточную сводку. Хотя все понимают, что для получения точных данных потребуется не менее двух суток. Но от требований Москвы мы не «отвертимся» и если нет точных сведений, то нужно дать предположительные потери. Было двенадцать «бортов» — значит, хотя бы по одному-два «духа» они должны были уничтожить, ну а раненных и контуженных там должно быть много. Поэтому смело докладывай: 16 убито и 40 ранено. Поверь, при такой формуле расчета в подавляющих случаях обеспечивается объективность результата, а какая-то там разница в 5—10 человек уничтоженных бандитов для статистики значения не имеет». Что я и сделал, внутренне терзаемый совестью об обмане начальства. Меня похвалили за оперативность, а еще спустя сутки были получены достоверные данные о потерях. Авиаудар пришелся не по домам мирных жителей, а по местности на окраине кишлака, где находились позиции душманов. А так как время было дневное и бандиты находились в домах, то погибло всего 9 бандитов и еще порядка 12 было ранено и контужено. И самое главное: благодаря «ювелирной» точности наших летчиков жертв среди местных жителей не было, хотя несколько человек получили контузии. Но, видимо, так было угодно Всевышнему: в их числе было двое дальних родственников афганского «показчика». И как теперь это оценивать? Превратностью судьбы?

Отдельно необходимо коснуться темы взаимодействия сотрудников разведки с военными контрразведчиками, которые осуществляли контрразведывательное обслуживание «точек». Пограничникам нашей мангруппы с сотрудниками Особого отдела КГБ СССР везло. О Гене Шир-ке я рассказывал выше — все офицеры, прапорщики и солдаты отзывались о нем только добрым словом (притом что он добросовестно делал свое дело). Его приемника — старшего оперуполномоченного отдела военной контрразведки майора Владимира Двор-ва, вопреки общеизвестным предвзятостям к «особистам», подавляющее большинство офицеров, прапорщиков и солдат также вспоминает добрыми словами. Его работа на «точке» носила негласный, но очень необходимый характер: он обеспечивал контрразведывательную защиту нашей ММГ от разведустремлений и подрывных действий мятежников и иностранных спецслужб. А скольких наших сослуживцев он удержал от «дурных» и необдуманных поступков? За «галками» он не гонялся, а стремился помочь им «выпутаться» из неприятных ситуаций, если за проступком не стояла подлость, корысть и не было угрозы государственным интересам (о двух таких ситуациях уже было рассказано). Спокойный, общительный, с