– Боюсь, что я уже довольно-таки давно оставил актерскую профессию, – осторожно промолвил Кэмпион.

– Ладно, но теперь нам нужно посмотреть, что мы должны сделать, – женщина говорила, уже не глядя на него. И хотя оставалась почти так же неподвижна в своем кресле, выудила невесть откуда небольшой блокнот, страницы которого оказались покрыты мелким и красивым почерком. – Так, – продолжила она, заглянув в блокнот, – дайте-ка посмотреть, что вы мне принесли. Молочный пудинг? Правильно. Яичко? Верно. Горячую воду? Да. Холодную воду? Соли, сахара и… Разумеется, керосин. Превосходно. Теперь вылейте яйцо в пудинг. Давайте же, смелее. И помешивайте при этом, но только не расплещите. Ненавижу испачканные блюдца. Вы готовы? Приступайте.

Никто не помыкал мистером Кэмпионом так открыто с тех пор, как он был ребенком. Он исполнил все распоряжения, слегка удивившись, что у него дрожали руки.

Пудинг приобрел до странности жуткий оттенок, а на поверхность всплыли какие-то тошнотворные комочки.

– Теперь сахар, – отдала команду старшая мисс Палиноуд. – Этого достаточно. Подайте чашку мне, а ложку выньте. Если вы хорошо все размешали, она мне не понадобится. Ложку поставьте в стакан с холодной водой. Он для того и предназначен. Консервную баночку держите рядом с горячей водой, а керосин вылейте в камин. Это чтобы я не обморозилась.

– Обморозилась? – удивился он. – В такую-то жару?

– Я имею в виду холода через два месяца, – объяснила мисс Палиноуд. – Если все правильно подготовить сейчас, в декабре никакие морозы не будут страшны. Вы прекрасно справились. Думаю, мне следует пригласить вас на свой театральный вечер в следующий вторник. Вы, разумеется, с удовольствием придете. – Это не было вопросом, и она не оставила времени, чтобы у фразы появился вопросительный знак. – Для вас там может подвернуться неожиданная возможность проявить себя, но обещать ничего не могу. Репертуарные театры весьма популярны в этом сезоне. Впрочем, вы наверняка осведомлены об этом.

Ее улыбка теперь светилась добротой.

Кэмпион, мужчина с мягким характером, почувствовал несвойственную для себя необходимость проявить собственное достоинство, но решил продолжать вести себя осторожно.

– Насколько я слышал, здесь поблизости тоже есть небольшой театр? – осмелился спросить он.

– Да. «Феспис». Очень трудолюбивая небольшая труппа. Некоторые из актеров не лишены таланта. Я посещаю каждую их премьеру, исключая те низкопробные постановки, какие они делают, желая привлечь побольше зрителей. А раз в месяц они приходят сюда для небольшого междусобойчика, и у нас порой бывают достаточно интересные беседы. – Она сделала паузу, и чуть заметная тень омрачила ее красивое, но постаревшее лицо. – Хотя я даже подумываю об отмене вечера на следующей неделе. В этом доме воцарилась неловкая атмосфера. Предполагаю, вы уже наслышаны обо всем. Но в то же время мне кажется, что все должно продолжаться по-прежнему. Единственную проблему создадут невыносимые газетные репортеры, но они больше досаждают моему брату, нежели мне.

Как заметил мистер Кэмпион, она прихлебывала свой жуткий напиток шумно, с вызовом, словно ощущала себя привилегированной персоной, чтобы позволить определенные вольности в поведении. Однако сохраняла привлекательность и выглядела на редкость внушительно.

– По-моему, я встретил вашего брата, когда входил сюда, – произнес он, но вынужден был прерваться, поскольку на ее лице отразился страх.

Но она быстро справилась с ним и улыбнулась:

– Нет, это был не Лоренс. Лоренс… Он другого типа личность. Одна из прелестей этого дома заключается в том, что тебе почти никогда не требуется спускаться и выходить на улицу. Улица сама приходит к тебе. Мы уже так давно живем здесь, понимаете?

– Да, – кивнул Кэмпион. – Все торговцы являются сюда сами, насколько я слышал.

– Торговцев не пускают дальше подвала. Наверх допуск имеют только профессионалы. Это так интересно, не правда ли? Я всегда думала, что социальное расслоение может стать отличной второй темой, если бы не была уже так занята. А вам встретился милейший мистер Джеймс, управляющий. Он ведет наши банковские дела. Я всегда приглашаю его к себе, когда возникает необходимость. Ему это ничего не стоит. Он и живет в квартире прямо над банком через дорогу отсюда.

Женщина сидела в кресле, чуть раскрасневшаяся и грациозная, не сводя взгляда своих красивых и умных глаз с лица Кэмпиона. Его уважение к ней возросло. Если Чарли Льюк был прав и у нее почти не осталось денег, ее способность заставлять людей угождать себе представлялась необычайной.

– Когда вы вошли, – продолжила она, – я подумала, что вы – очередной газетчик. Они порой вытворяют невообразимые вещи. Но как только увидела у вас в руках поднос, поняла свою ошибку.

Кэмпиону не слишком польстило это замечание, однако он промолчал.

– Та мелкая неприятность, случившаяся с нами, – ее тон стал снова величавым, – заставила меня задуматься о чрезвычайном любопытстве, свойственном вульгарности. Разумеется, я употребляю данный термин в его истинном, латинском смысле[8]. Мне пришла в голову занятная мысль: чем образованнее и культурнее человек, тем менее он склонен проявлять любопытство. А ведь здесь заключен определенный парадокс, некое противоречие, не правда ли? Хочется понять, вызвана ли сдержанность приобретенными внутренними табу или она существует изначально сама по себе. Как вы полагаете?

Из всех разнообразных аспектов дела Палиноудов этот пока ускользнул из сферы внимания Кэмпиона, но внезапно открывшаяся дверь спасла его от необходимости давать плохо обдуманный ответ. Она распахнулась, с грохотом стукнувшись о стену, и на пороге возникла высокая нескладна фигура мужчины в очках с очень толстыми линзами. Не приходилось сомневаться, что это и есть ее брат. Он и ростом, и широтой в кости напоминал сестру, имел схожую большую широколобую голову, и только нижняя челюсть не казалась такой же тяжелой, но при этом он явно отличался нервным темпераментом. Волосы и одежда выглядели неопрятными, а тонкая шея, более красная, чем кожа лица, торчала из воротничка под острым углом вперед. В вытянутых руках, словно прокладывая себе путь, Лоренс держал по толстенному тому, утыканному множеством закладок. Он уставился на Кэмпиона будто на случайно встреченного на улице человека, показавшегося знакомым, но, поняв, что это не так, протиснулся мимо и встал перед мисс Эвадной, сказав до странности крякающим и неуверенным голосом человека, редко пользующегося устной речью:

– Гелиотроп до сих пор не дома. Ты знала об этом?

Он казался настолько расстроенным столь простым фактом, что Кэмпион остался бы в полном недоумении, не вспомни он вовремя историю рождения Клитии Уайт, которая появилась на свет если не в море, то уж точно на берегу. Имя уходило корнями в классическую мифологию, а Клития была, вероятно, дочерью Океана. Потом пришло на ум продолжение мифа. Одна из дочерей морского божества претерпела метаморфозу – обычное дело для нимфы, – превратившись в растение. А точнее – именно в гелиотроп. Не совсем уверенный в правильности своих рассуждений, Кэмпион посчитал, что гелиотропом в семье ласково называли Клитию Уайт. От всего этого несло чрезмерной литературщиной, однако версия представлялась вполне правдоподобной.