– Это роковое событие я с детства предчувствовала, – объяснила Кара. – Заранее начала мечтать.

На этом месте они предсказуемо рассмеялись, а Эва не менее предсказуемо поморщилась. Все это очень мило, конечно. Было бы. Например, в обед. А еще лучше – вечером. Не сейчас!

– Извините, – отсмеявшись сказала Кара. – Этот красавчик на всех так действует: в его присутствии взрослые, разумные люди превращаются в нелепых придурков, просто беда. Я-то планировала встретиться с вами совсем иначе. В гораздо более подходящей обстановке. И от всего сердца вас поблагодарить. Но он ворвался посреди ночи с криком, что надо срочно бежать к вам с подарком. Вот прямо сейчас, иначе бессмысленно, и все пропало. А спорить с ним бесполезно: если уж ему приспичило, кого хочешь убедит.

– Поблагодарить меня в подходящей обстановке? С подарком? – меланхолично переспросила Эва. – Ничего не понимаю. А вы мне случайно не снитесь? Хотя если снитесь, все равно не признаетесь, знаю я эти сны… Ладно. Сидите здесь и не переставайте – сниться или просто быть. Я сейчас вернусь. У меня машинка заткнулась, больше не фыркает, значит, кофе готов. Мне надо, срочно. Чтобы голову включить.

Пошла на кухню, сняла с горячей подставки чашку, выпила кофе залпом. Эспрессо из машины без сахара и молока – феноменально горькая пакость. Тем и хорош: если в первый момент не сдохнешь от этой адовой горечи, проснешься как миленькая, наверняка.

Поэтому в комнату Эва вернулась уже вполне вменяемой. Сказала:

– Извините, что не предлагаю кофе: вам не понравится. Он вообще никому не нравится, включая меня. Зато теперь я совершенно точно проснулась, а вы еще тут. Значит, вы – наяву. Ну хоть какая-то определенность. Ладно, поехали дальше. Что происходит? Кто вы? И что там еще положено спрашивать, застав у себя дома неизвестно кого?.. Только если можно, объясните понятно. На пальцах. Для тупых.

– Я Кара, – снова представилась седая загорелая женщина. – Родом оттуда, откуда был умирающий, которому вы помогли четыре дня назад. Пришла к вам сказать за него спасибо. Так понятно?

Эва молча кивнула, потрясенная не столько самой информацией, сколько простотой ее изложения. Вот уж действительно «для тупых» и «на пальцах». Не захочешь, а все равно поймешь.

– Мы все, включая приемную мать покойного и его дочь, бесконечно вам благодарны, – сказала Кара. – По многим причинам. Но прежде всего потому, что Альгис умер дома. Это считается очень важным. У нас легко умирать.

– Да, – почти беззвучно согласилась Эва. – Это я успела понять.

– Вы уже знаете, что этот человек был художником, – продолжила Кара. – На мой взгляд, великим; жаль, что так мало успел, а созданные им здесь картины, к сожалению, больше не существуют. Это большая трагедия. Гораздо хуже, чем сама смерть. Но все же осталось около полутора сотен его полотен, включая ученические работы. Одну из них мы решили вам подарить.

Взяла стоявший у стены небольшой, сантиметров тридцать на сорок, холст, натянутый на подрамник. Развернула его лицом к Эве.

– Вот. Только если вы не хотите эту картину, скажите прямо. Подарок не должен быть наказанием. Если вам тяжело рядом с ней находиться, я унесу.

С холста на Эву смотрел старый знакомый, черный плюшевый заяц с человеческими глазами. Правда, фон был не черным, а просто очень темным, как ночное зимнее небо, свинцово-серое, с проблеском бархатной синевы. Но не будем придираться. Все равно черным по черному. Все равно.

– Это тот самый заяц, – сказала Эва. – Картина другая, но заяц – именно тот, мой знакомый. Который исчез из Тамариного кабинета, из памяти секретарши и, наверное, вообще всех. Это лучший в мире подарок, я такого не… Хотя может и заслужила, не мне такие вещи решать. И да, я ее хочу. Мне сейчас очень надо – именно эту картину. Спасибо. Наверное, вы меня спасли от… сама толком не знаю. Например, от полной бессмысленности бытия, в которую я снова больше не верю. Из этого чертова черного зайца получился убедительный, подходящий мне смысл.

– А что я тебе говорил! – заметил Эвин гость, до сих пор молчавший. – Ей прямо сейчас был нужен этот заяц. Срочно, позарез. – И добавил уже для Эвы: – Гвоздь – чтобы повесить картину. То есть я не совсем уж сдуру стену долбил.

– Слушайте, а эта картина не исчезнет? – спохватилась Эва. – Если уж реальность решила, что ее автора не было никогда…

– Это здесь, у вас, на Другой Стороне его не было, – мягко сказала Кара. – А у нас был.

– «На другой стороне», – повторила Эва и невольно улыбнулась. – Вы нас так называете? «Другая сторона»?

– Ну да, – подтвердила Кара. – Мы считаем, что ваша реальность – изнанка нашей. А вы – те немногие, кто знает о нашем существовании – считаете Изнанкой нас. Это нормально, люди есть люди. Каждый представляет себя центром мира и соответственно ведет отсчет. А теперь извините, мне надо бежать. Я пришла невовремя и точно так же невовремя ухожу, но последнее как раз вполне поправимо. У вас есть карандаш и бумага? Спасибо. Это мой телефонный номер. Я здесь, у вас, не то чтобы постоянно, но часто и подолгу живу. Обязательно позвоните. Сегодня вряд ли застанете, а завтра было бы здорово. Как дальше – понятия не имею, но не сомневайтесь, придумаю что-нибудь. Очень хочу выпить с вами кофе. Ну или не кофе. Как пойдет.

Встала, посмотрела на повешенную картину, неодобрительно покачала головой:

– Криво же! И надо было немного пониже. И хотя бы на полметра левей!

Показала язык в пух и прах раскритикованному инсталлятору, подмигнула Эве и вышла. Надо отдать ей должное, совершенно по-человечески вышла из комнаты, без всяких там сумрачных мистических исчезновений. Несколько секунд спустя хлопнула входная дверь.

– Только попробуйте снова заладить, что я вас зря разбудил! – сказал Эвин гость, поправляя картину.

– И что тогда будет?

– Обижусь навеки. И не сварю вам кофе. Можете дальше свой лютый ужас из машинки хлебать.

– Не то чтобы я испугалась, – усмехнулась Эва. – Но надо быть честной: вы меня не зря разбудили. Заяц же! Такой невероятный подарок! И Кара такая прекрасная. Вроде ничего особенного не сказала, а как-то сразу стало вполне можно жить.

– Вот именно, – подтвердил он. И помолчав, добавил: – Мне кажется, вам сейчас нужен хороший друг. Я имею в виду настоящий, надежный человеческий друг, а не бестолковое наваждение вроде меня, которое мерещится, когда ему вздумается…

– …гуляет само по себе и проходит от полного курса вкусных полезных таблеток, – мрачно подхватила Эва.

– Ну уж нет. Не дождетесь. Проходить я точно не собираюсь. И таблеток от меня пока не изобрели.

Ганс

После репетиции Ганса вполне предсказуемо накрыло. В последнее время с ним это часто случалось, Симон говорил: «На сегодня все», – и эйфория сразу сменялась лютой черной тоской. Чувствовал себя дурак дураком – отлично же поиграли, радоваться надо, а не ложиться и помирать только потому, что репетиция закончилась, и музыка престала звучать.