Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Авен: Ты и Роман Абрамович были с Бадриком основными бизнес-партнерами, поэтому мне интересно поговорить с тобой о бизнес-атмосфере 90-х и о Березовском как о бизнесмене. Но сперва расскажи чуть-чуть о себе. Когда ты уехал в эмиграцию?
Швидлер: В январе 1989 года.
А: И когда вернулся?
Ш: Первый раз я приехал назад весной 1994 года.
А: Что тебя поразило, когда ты приехал после пятилетнего отсутствия?
Ш: Темнота в Шереметьево. Я отвык от картины, я забыл ее. Самолет приземлился в Шереметьево, и кругом все темно, все маленькое, все примерно такое, как я это оставил. Но я забыл, какое оно на самом деле. Потом, когда я попал в сам город и там были мои друзья – Рома, Блох, Валера Ойф, – я опять почувствовал себя чуть-чуть дома. Но на улице все было другое.
А: Какое было ощущение?
Ш: Первое ощущение – воздух совсем другой. Когда уезжал, было полное ощущение физической безопасности. Конечно, бывало ощущение неприязни ко всему, что ассоциировалось с Советским Союзом. Когда я уезжал, уже началась перестройка, но это был Советский Союз. А когда приехал, ощущение физической опасности прямо витало в воздухе. Я просто не понимал, что происходит. Ну, например, мои дружки были с охранниками, странно выглядящими. Ты помнишь, как выглядели охранники в те времена?
А: Да. Здоровые.
Ш: Они были здоровые, и были одеты странно, и странно вели себя. И вообще, знаешь, у меня таких знакомых до этого не было. Потом вот это вечное – “лица кавказской национальности”. Когда я уезжал, на Черемушкинском рынке около института это называлось “грузины”. Потом выяснилось, что они все азербайджанцы.
А: “Знаю я вас, грузин, бывал я у вас в Ташкенте…”
Ш: О чеченцах я вообще не слышал. “О, чеченцы, злые чеченцы, всех убивают, все захватили”. И это прямо висело в воздухе.
А: Ты поселился в гостинице?
Ш: Первую ночь я спал дома у родителей Андрея Блоха, в их советской квартире. Я и забыл, что это такое… без деталей. Все это – такой новый удар в лицо, а люди те же. Можешь себе представить, что это были за пять лет: полностью развалился Советский Союз, в Америке прошла первая война с Ираком.
Я русский язык потерял, кстати, вот это был большой удар. Многие слова стали новые. Люди хотели показать, что они уже бизнес делают. Например, слово “маржа” – я не понимал, что они имеют в виду. С другой стороны, если не говоришь на языке, за короткий промежуток времени ты его теряешь. Я не мог по-русски выразить, что хотел. Они думали, что это я из снобизма. А при этом у них уже была куча денег.
А: Тебя это поразило?
Ш: Не поразило, но да – странное ощущение было.
А: Ты же приехал совсем без денег?
Ш: По сравнению с ними – да. У меня была кое-какая работа, я окончил университет, культур-мультур, я был “на карьере”. То есть я понимал, как дальше зарабатывается на квартиру и так далее… И я понимал, что я там точно не хочу быть. Там мне было скучно, хотя я очень многому научился, это была супершкола. Но я понимал, что хочу “крутиться”.
А: В недавнем фильме “Волк с Уолл-стрит”[108] главный герой Ди Каприо встречается с парнем, и тот спрашивает: “Сколько ты зарабатываешь?” – “Зарабатываю 70 тысяч или около того”. И парень тут же бросает свою работу и идет за ним. У тебя примерно так же было, когда встретился со своими друзьями?
Ш: Если убрать киношную часть, то да.
А: Я, кстати, примерно тогда же познакомился с Ромой – в день путча в 1993 году.
Ш: Я слышал историю. Да, он был очень impressed, когда ты звонил Гайдару по телефону из машины. Вот это он запомнил.
А: Недавно тут на твоем месте сидел Юра Шефлер, который сказал, что у него в 90-х было ощущение полной свободы и безграничных возможностей. У тебя такого ощущения не было?
Ш: У меня такое раньше было. В момент, когда кооперативы создавались, до моего отъезда. Ровно такой дух и был. Но он меня, наоборот, двигал прочь из страны, потому что я думал: “Если здесь такое, то что же там?” Когда я попал в Италию и надо было ждать визу в Америку, мы торговали с моими дружками из Мозжинки на местном рынке. Мы покупали у эмигрантов вещи, часы – известный набор, и это распродавали. Я думал: “Если у меня здесь карманы этими лирами набиты – в Америке это будет просто с неба падать”.
А: Так и получилось?
Ш: Не. Там работать надо. Но то, что Юра сказал, я понимаю, чувствую. Знаешь, есть такие субстанции – трудно их описать словами. Пыль от этого ты можешь описать, а вот сами ощущения…
А: Личный страх у тебя присутствовал? Тебе тоже ведь охрану сразу дали?
Ш: Нет, я с ними крутился, с Ромой был круглые сутки. Ты знаешь, это же не был бизнес, это была тусовка. Там рабочий день был в 12 часов ночи такой же, как и в полдень.
А: И чем вы занимались?
Ш: Занимался Рома – у него был по тем временам уже устоявшийся бизнес. Торговал в основном нефтепродуктами, ну и вообще всякой всячиной – углем, например. Торговле нефтепродуктами он научил твоих товарищей.
А: Моих партнеров. Линшиц считает, что это он их научил. Сегодня каждый считает, что он их научил чему-то… И ты начал заниматься тем же самым?
Ш: Помимо того, что мы все дружки были до этого, я думаю, моя идея была – внести внутреннюю организацию. Не то что окультурить, но структурировать все это как-то – ради эффективности, не ради красоты. Реальный опыт, как это делать, у меня был.
А: Что тебе в тогдашней бизнес-атмосфере показалось интересным или, может быть, раздражающим? Что тебя удивляло или наоборот, нравилось?
Ш: Была полная востребованность моих теоретических знаний из школы, которые я мог применять без всякого ограничения. Никто ничего не критиковал.
А: Они про это вообще ничего не знали. Они не знали, что такое нормальный бухгалтерский учет, правильно? Это же ты поставил.
Ш: Совершенно верно. Но для чего? Не потому, что я так это любил. Я хотел кредиты, потому что не было оборотных денег, проценты были совершенно жуткие, никто в банке ничего не давал. Помнишь, как банки давали деньги?
А: Хорошо помню. Я же был президентом банка.
Ш: Одна из моих первых миссий была такая: у Вити Такнова, другого нашего товарища, был банк, и мне надо было там кредит получить. При этом на Западе проценты были совершенно другие. У меня была идея, чтоб весь наш экспортный бизнес финансировать за границей.