Относительно смысла во взгляде мисс Вуд я оказался прав, хотя он остался мне не до конца ясен. Потому что уже входя в вестибюль, чтобы найти Дон и присоединиться к ней за ужином, я успел заметить, как массивная фигура спасателя поднялась с кресла и последовала за пропавшей во мраке дюны молодой женщиной.

В столовой я увидел свою дочурку, уже занявшую обычное место для трапезы. Ее светлые волосы взлохматились, нос украшало черное пятно неизвестного происхождения. Словом, вся ее внешность представлялась сплошным нарушением правил застольного этикета.

– Я заказала яичницу с ветчиной и беконом, а повар пообещал приготовить мою пеламиду к завтраку, – она явно была довольна собой. – Как думаешь, папа, мне необходимо делиться рыбой с Бобби Фэншоу? Могу я встать завтра пораньше, чтобы съесть ее до того, как спуститься вниз он?

На самом деле Дон успела проникнуться к пятилетнему Бобби самыми нежными покровительственными чувствами, но даже их сумел поколебать ее неуемный аппетит.

– Ты обязана предложить ему немного своей рыбы, если он захочет отведать ее, – ответил я строго.

Наименее миловидная из двух горничных-официанток принесла поднос с нашим ужином. И мы все еще налегали на еду, когда мистер Митчелл, управляющий, показался в столовой. У него теперь вошло в привычку появляться здесь, как только кто-то из постояльцев садился за стол. Гостиница давно лишилась метрдотеля, но хозяин считал его обязательной фигурой в столовой, а потому по мере сил старался сам заменить столь важную персону, неизменно наведываясь сюда в одном из своих безукоризненно сшитых костюмов.

В этот вечер он склонился к столу с моей стороны, наблюдая за нашим ужином, как респектабельная старая дева ревностно следит за аппетитом учеников воскресной школы, приглашенных ею на чай с пирожными.

– Надеюсь, вы довольны, доктор Уэстлейк?

Этот вопрос явно относился к качеству поданной еды. Но меня так и подмывало ошарашить его в ответ на чисто формальную вежливость чем-то вроде: «Вовсе нет. Далеко не все хорошо, мистер Митчелл. На вашей террасе создалась столь взрывоопасная атмосфера, что может взлететь на воздух весь отель. А еще кто-то бродит по старому погосту с китайским фонарем и раскапывает безымянные могилы. К чему бы это?»

Но я лишь пробурчал:

– Все просто прекрасно, мистер Митчелл.

Уложить Дон спать не составило труда. Она начала клевать носом, еще не допив третий стакан молока. Я немного посидел в ее комнате, наблюдая, как рыжевато-русая головка все глубже погружается в подушку, а дремотное бормотание про рыбу и Бобби Фэншоу переходит в равномерный детский сон.

Освобожденный от родительских обязанностей, я спустился по широкой лестнице, застеленной сильно вылинявшей ковровой дорожкой. Когда же я добрался до вестибюля, открылась дверь крошечного общего кабинета, и на пороге возникла женская фигура. Это была последняя из давних любительниц «Талисман-инн» и ее восьми нынешних обитателей – мисс Хейвуд.

Она единственная из всех постояльцев пользовалась душноватым кабинетом и вообще принадлежала к редкому типу людей, которым еще нужны кабинеты в маленьких сельских гостиницах. Высокая, грациозная, хотя и неопределенного возраста, мисс Хейвуд, несомненно, обладала той привлекательной внешностью, которая пережила свой расцвет в раннюю эпоху немого кино, а теперь уже давно вышла из моды. Свои нестриженные темно-русые волосы она собирала в «артистический» греческий узел у основания лебединой шеи. И одевалась в свободного покроя платья-блузоны, в каких ходят на чтения стихов в богемные кафе. Насколько я понял, мисс Хейвуд занималась живописью. У нее для каждого находилось доброе слово, хотя в целом она вела образ жизни замкнутой в себе интеллигентной леди.

Но даже в этой женщине присутствовали некие таинственные черты. Порой в глазах вспыхивал странный свет, который показывал, насколько обманчивым может быть ее пропитанный запахом лаванды, безыскусный, на первый взгляд, облик, а лицо по временам приобретало сходство с маской. И когда она улыбалась, как делала, например, сейчас, улыбка затрагивала только губы.

– Добрый вечер, доктор Уэстлейк. Как вижу, наша маленькая компания распалась сегодня раньше обычного.

И мисс Хейвуд промелькнула мимо меня облаком батика. Я вышел на террасу. Она совершенно опустела. Мэрион Фэншоу, очевидно, отправилась к своему талантливому, хотя и не слишком верному мужу, а мистер Ашер удалился с Ветхим Заветом к себе.

Можно лишь гадать, как проводили время на пляже Нелли Вуд и Бак Валентайн, если они вообще оставались вместе. Одновременный уход мог оказаться лишь вызывающей выходкой для остальных.

Я посмотрел в темноту пляжа сквозь окно террасы. Ничего не было видно, кроме клубящегося тумана, и не слышно, кроме хлюпающих звуков прилива. И снова образ китайского фонарика у только что разрытой могилы навязчиво всплыл в памяти, словно наваждение. Следовало ли мне сообщить об увиденном официальным властям? И если да, то кому именно?

От усталости я не мог раздумывать слишком долго. Выйдя из пустой террасы, отправился в свой номер, разделся, нырнул под одеяло, почти мгновенно заснув.

Прошло, видимо, совсем немного времени, когда меня разбудил громкий стук. Я стряхнул с себя сонливость. Теперь стало ясно, что стучали именно в мою дверь. Затем отчетливо раздался голос мистера Митчелла:

– Доктор Уэстлейк, доктор Уэстлейк, вы не спите?

Я хмуро усмехнулся и включил лампу на тумбочке рядом с кроватью. Митчелл, все еще полностью элегантно одетый, стремительно вошел.

– Ах, доктор Уэстлейк, прошу прощения, что потревожил, но вас просят к телефону внизу.

– К телефону?

Поскольку друзей в округе у меня не было, я с тревогой подумал, что звонок междугородный и хотят сообщить неприятные новости о моих оставленных на время пациентах.

– Да. Звонит доктор Гилкрайст. Говорит, дело весьма срочное, иначе я бы и не подумал вас будить.

– Гилкрайст? – воскликнул я.

Доктор Гарольд Гилкрайст был местным врачом, который делил свое время между небольшой практикой и посещением женской исправительной колонии в Халинге, расположенном в нескольких милях дальше вдоль побережья. Там он числился медицинским консультантом. Человек амбициозный и умный, застрявший в силу обстоятельств в крошечном городке, он воспринимал меня как символ большого, манящего внешнего мира. Я знал, что совсем недавно он вернулся в страшном разочаровании из Бостона, предприняв неудавшуюся попытку устроиться в крупную больницу. По-видимому, его все-таки приняли туда, и теперь он спешил сообщить о своем успехе.

Наскоро запахнувшись в халат, я последовал за Митчеллом в темный и пустой вестибюль. Телефон находился в отдельной кабинке у левой стены. Я зашел внутрь, плотно закрыв раздвижную дверь, чтобы пресечь любые попытки Митчелла подслушать наш разговор.

Трубка попросту свисала на проводе. Я взялся за нее.