Такие мысли появлялись. Более того, чем больше Егор размышлял, тем более сказочной казалась ему история. Ладно, любовница. Егор взрослый и понимает, что не зря отец с матерью кровати в разные углы спальни раздвинули. Будь квартирка побольше, вообще по разным комнатам разъехались бы. И отцовские командировки постоянные, и его секретарша, та, которую он в прошлом году уволил после скандала, мамой учиненного. Она впервые орала, позабыв, что стенки тонкие и соседи всенепременно окажутся в курсе супружеской свары.

Вспомнились вдруг и оговорки.

И аромат туалетной воды, тонкой и явно дорогой. Мама пользовалась духами «Дзинтерс» с резким неприятным запахом.

Но любовницы — это одно. А убийство — совсем другое. Отец ни за что не позволил бы… И это Егор заявил со всей убежденностью.

— Может, и так. А может, сам посуди, насколько его достала такая вот ваша жизнь. Развестись с твоею мамкой? Допустим… Но ведь бизнес на нее записан. Ненормальная или нет, но найдется кто-то, кто подскажет, как папочке твоему отомстить. И боится он развода, потому и терпит. — Татьяна рассуждала здраво, и от этого Егор чувствовал бессильную злость.

— Успокойся. — Татьяна тронула его за руку. — Мне, наверное, стоило бы помолчать, но меня дед учил, показал, как правильно на людей смотреть, чтобы их видеть. Вот и вижу… Самой порой тошно от того, что вижу. Смотри, твой папаша ведь не дурак, верно? Почему он до сих пор от мамаши не избавился? Не потому ли, что руки пачкать неохота? Или побаивается… заказать ее? А вдруг да все одно выйдут… И не мокрушник он по натуре. Подлец. Сволочь. Его стратегия — откупаться, как с моею мамашей. Вот Маринка — дело иное. Ты ее не знаешь. Но поверь, ей человека убить просто. Она это убийством вообще не считает. Так, устранением проблемы…

— Почему ты в милицию?..

— А сам как думаешь? Начнут копать, так Маринка живо вывернется. Еще мою мамку виноватой сделает. Она хоть дура, но родная по крови… И если посадят, то что со мной станет? Вот то-то же… Извини, Гошка, но своя рубашка ближе к телу.

Она была циничная, эта свежеобретенная сестра. И как ни странно этот цинизм пришелся Егору по душе. Виделось в этом что-то взрослое, разумное, отличное от характеров Варьки с Женькой.

— А мне что делать?

— Не знаю. — Танька дернула плечом. — Что хочешь. Только учти, если меня вздумаешь подставить, я все буду отрицать. Скажу, что ты сочинил.

Егор обиделся было, но после отошел.

В лаборатории все прошло быстро и буднично. Танька расплатилась на кассе, вытащив из-под растянутой кофты тоненькую пачку баксов.

— Что смотришь? Не украла. Заработала я…

Егор не стал уточнять, как именно она эти деньги зарабатывала. Меньше знаешь, как говорится… Почему-то ему казалось, что в лаборатории им результат сразу скажут, но нет, выяснилось, что ждать надо пару недель. И это вновь же Егор воспринял, как отсрочку.

За пару недель, глядишь, он что-нибудь и придумает.

А по возвращении он узнал, что мама умерла.

Шагнула из окна.

Седьмой этаж. Асфальт. Мизерные шансы. Самоубийство. Похороны. Сочувствие соседей, отец не мрачный, но задумчивый. И его секретарша, на сей раз немолодая, в возрасте. Чужая. Неприветливая. Она говорила громким резким голосом, и сестры пугались, что голоса, что ее.

Егор же про Таньку за всеми этими делами позабыл.

Она сама вновь напомнила о себе.

— Привет, братец, — явилась к школе. — Соболезную.

Ни капли сочувствия в ее голосе не было.

— Зачем ты здесь?

— Так ведь срок подошел. В Москву прокатимся? Или тебе не интересно? Я, конечно, могла бы и сама, но потом ты бы стал говорить, что все подделано…

Наверное, она была права. Да и поездка эта нужна была Егору, чтобы хоть ненадолго перестать думать о маме. Странно. Он и не предполагал, что ему настолько будет не хватать удушающей ее заботы. И сам же он заговорил. Первым.

А Танька слушала не перебивая.

И выслушав, сказала:

— Это чувство вины.

— Что?

— Чувство вины, Егор. Тебе кажется, что если бы ты остался, все пошло бы иначе. Ты сумел бы ее остановить, сделать что-то, чтобы она осталась жива. И твоя память идет тебе навстречу. Она затирает все моменты, которые были неприятны. Скажем, скандалы и прочее. А оставляет только позитивное. И чем дальше, тем больше твои воспоминания будут отличаться от реальности.

Она говорила спокойно, сдержанно, и от этого становилось только хуже.

— Я псих?

— Нет. — Она погладила Егора по плечу. — Не псих. Так у всех. Говорю же, чувство вины. Ты начинаешь думать, что вел себя не так, что если бы был внимательнее к маме, она бы не решилась, что… В общем, тебе стоит поразмыслить вот над чем. Твоя мать, конечно, имела кое-какие проблемы, но не настолько глобальные, чтобы из окна сигать. Тревожное расстройство и суицидальные склонности — это две разные вещи.

И вновь же, Егор слушал.

— Смотри, если бы у нее появились мысли о самоубийстве, дед еще когда отметил бы, да и прецеденты имелись бы. Она ведь не лечилась. А значит, так или иначе, но…

— То есть хочешь сказать, что ее убили? Эта твоя Марина? Да все свидетели говорят, что мама сама! И заключение есть! Зачем экспертам подделывать заключение?

— Тише! — Татьяна вцепилась в рукав и дернула. — На нас уже оборачиваются. Гошка, помнишь, что я тебе говорила? Яд непростой. Да, если дать полную дозу, человек просто умрет. Но вот малая, особенно если не перорально, то есть не с едой или питьем, а вдохнуть, тогда человек сам впадает в глубокую депрессию. А твоей матери и малости хватило бы. Я точно не знаю, как он действует, но… Вообще не о том. Ты вряд ли сумел бы ее остановить. И сам, глядишь, следом отправился бы. Если еще не отправишься… Маринке конкуренты без нужды.

От этих слов у Егора волосы на затылке зашевелились.

Конкуренты?

Он и сестры… И если так, то Татьяна права. Зачем делиться состоянием, если она, неизвестная ему Марина, может получить все.

— И что мне делать?

— А я почем знаю? — удивилась Татьяна. — Попробуй познакомить меня с папашей. Если договоримся, подскажу, как Маринке укорот дать. Сядет на коротком поводке, есть у меня кое-что…

— Что? И почему ты…

— Потому, Егор, что в этой жизни каждый сам за себя. Отдала бы я тебе записи, и что? Мне большое спасибо и ногой под зад. Я же нормально жить хочу.

— Денег надо?

— А то тебе не надо! Ты, Гошка, живешь на всем готовом и думаешь, будто у тебя жизнь тяжелая, что не повезло… А мне каждую копейку выгрызать приходится. И самой думать, на какие шиши одеться, на какие жратвы купить. Где найти на учебу, на универ нормальный, и не дуйся. Я ничего против тебя не имею. Ты даже прикольный. Но кроме меня обо мне никто не позаботится. В этом вся правда.