Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На такую удачу сложно было рассчитывать. Танечка осторожно поинтересовалась:
— А ты уверена?..
— Конечно, уверена! Тебя возьмут. Не беспокойся. Мариночка обо всем позаботится. Ты же помнишь Мариночку?
Татьяна кивнула:
Как же, забудешь ее!
— Она жаловалась, что ей помощь нужна, ей так тяжело жить. — Мамочка вдруг хмыкнула, и лицо ее исказила гримаса ярости. — Сидит на всем готовом и плачется!
Танечку в медицинский центр приняли, пусть и без особой радости, с явным скрипом — имелись претенденты получше, в годах и чинах от науки, но отчего-то взяли именно ее.
— На испытательный срок, — любезно предупредил заведующий. И добавил: — За вас очень просили. Марина Анатольевна полагает, что вы именно тот человек, который способен ей помочь. Весьма надеюсь, что это именно так.
В голосе его Танечка услышала совсем иное.
Он надеется, что помощи Марина Анатольевна не дождется, что Танечка провалит дело и даст уволить себя с волчьим билетом. Все это было странно, очень странно… Более того, Танечка чуяла, что ее втягивают в непонятную авантюру, но отказываться от своего шанса не собиралась.
Как-нибудь управится она с Мариной Анатольевной.
Та появилась спустя недели две, позволив Танечке обосноваться в выделенной ей каморке. Кабинетом ту назвать было сложно, но Танечка не капризничала.
Кое-что из обстановки, купленное на остатки собственных денег.
Дедовы дипломы.
Книги с его фамилией, благо, у них общая.
Очки. Одежда. И прочие милые ухищрения, которые позволили ей выглядеть старше.
С немногочисленными пациентами, страдавшими в основном от безделья, — было всего пара действительно серьезных случаев, грозивших развитием депрессии, — она поладила быстро. Танечка была любезна, умела сочувствовать и слушать.
Что еще требовалось?
И руководство, поначалу настроенное к ней скептически, оттаяло.
— Вижу, вы нашли верный подход…
Руководству на проблемы пациентов было глубоко наплевать, но вот факт, что сии пациенты оценили нового доктора настолько, чтобы обращаться к нему вновь и вновь, оплачивая визиты через кассу, радовал.
Татьяна же подумала, что через пару лет и собственную практику потянет.
Марина пришла без записи, уверенная, что примут ее в любом случае. И даже пыталась предъявить претензии, когда Танечка отказалась сворачивать сеанс ради нового клиента. Претензии Танечка выслушала, а потом спокойно сказала:
— Тетя Марина, будем откровенны, вы сами поленились записаться. Для вас, конечно, я бы подвинула расписание, перестроила, но не когда сеанс начат…
Танечка несколько опасалась, что ответ этот Марину не устроит, но она лишь махнула рукой и упала в мягкое кресло.
— Извини. В последнее время я такая нервная стала… Господи, Танька, поверить не могу, что это ты! Выросла… Очки, к слову, тебя старят.
— Это нарочно.
— Ну да. — Сама Марина выглядела моложавой, и в отличие от Танькиной матери, сия моложавость смотрелась почти естественной. Если Марина и ложилась под нож — а в этом Танечка была почти уверена, — то выбирала хирургов высокого класса. — Все мы кем-то притворяемся…
Она вздохнула, и в какой-то момент Танечка почти поверила, что Марине понадобились именно ее профессиональные услуги. Но та потянулась, щелкнула пальцами и сказала:
— А теперь послушай меня, девочка. Я тебя сюда устроила, я тебя могу и выгнать. Причем так, что ни в одно приличное место тебя не возьмут. Надеюсь, ты это понимаешь.
— Понимаю. Чего вы хотите?
Марина усмехнулась:
— А в тебе всегда мозги имелись, в отличие от твоей мамочки… Хочу я, чтобы ты меня прикрыла. У меня депрессия и все такое. Мне нужны сеансы, скажем, дважды в неделю часа по два… После меня никого не ставь в расписание, если вдруг задержусь.
Она окинула кабинет взглядом.
— Я буду приходить, потом, надеюсь, ты понимаешь…
— И кто он?
— А тебе дело?
— Нет. Но лучше знать, чтобы не подставиться… Принесите сюда другую одежду. Попроще. Очки и парик. Лучше с длинными волосами, и чтобы цвет волос отличался. Переодеваться будете здесь. Потом я вас выведу через служебный ход. Купите запасной телефон. Бросать будете здесь, но пока вас нет, у меня должна быть возможность связаться…
Татьяна говорила спокойно и деловито, и тон ее подействовал. Марина, которая вскинулась было, желая возразить, в конце кивнула.
— Умная девочка. Хорошо, так и сделаю. И никому, слышишь? Особенно мамаше твоей… Будет спрашивать… — Марина замолчала.
— Будет, — подтвердила Татьяна.
— Наплети чего-нибудь про депрессию или там… Не знаю, сама придумаешь.
С тех пор так и повелось.
Марина звонила.
Являлась.
Переодевалась в простенькое, Татьяной купленное платьице, пряталась за париком и очками и выскальзывала из центра. Приставленная охрана несколько раз пыталась проникнуть в кабинет, но получила жесткий отпор и успокоилась.
Спустя месяц Марина прикупила авто, естественно, не себе, Татьяне. Подержанный «Фордик» был недорогим, неприметным и удобным.
— Смотри, чтобы заправлен всегда был, — велела Марина, вручив ключи. И в порыве нежности даже погладил Танечку по голове. — Ты в деда пошла… Если бы и Галка такой была. Спрашивала?
— Спрашивала, — не стала отрицать Татьяна.
— А ты?
— Сказала, что у вас тревожно-депрессивное расстройство, что семейная жизнь не ладится, мужа вы не любите. И он к вам остыл. И вы опасаетесь развода… Стандартный перечень проблем.
И молодой любовник, номер которого выяснить получилось без особого труда, в них вписывался. За ним она наблюдала издали, прикидывая, как воспользоваться ситуацией.
Шантаж?
Мелко. И опасно. Марина — не тот человек, который станет терпеть… Да и выгода весьма сомнительна. Нет, не то чтобы Татьяна выгоды искала, скорее уж ей требовались хоть какие-то гарантии, что, когда пылкий роман закончится, Марина не поспешит убрать и невольных свидетелей ее измен.
Что до матушки, то к делам Марины, вернее, к семейной ее жизни, она испытывала какое-то болезненное любопытство, находя в выдуманных — а может, и не совсем выдуманных — проблемах, о которых Татьяна рассказывала будто бы с большою неохотой, утешение.
— Это потому, что она чужое взяла! — как-то заявила она Татьяне. — Он был моим! Он меня любил, так нет же, влезла!
Еще одна навязчивая идея, бороться с которой у Татьяны не было ни малейшего желания. И ввиду своей навязчивости, эта идея мешала воспринимать любые аргументы, которые бы ей противоречили.