– Разве от бульканья и рева так уж далеко до смеха? Ты не заметил, что мы спускаемся медленнее? А ну, давай еще анекдот.

– Еще анекдот?

– Ну, стебную байку, похабную частушку, дубовый каламбур. Их же у тебя пруд пруди.

– Медленнее спускаемся, говоришь? А че, кореш, я, можа, и вспомню феньку-другую. Ага, вот… – Выдр с явным облегчением принялся рассказывать бородатую историю, в которой участвовали жеребец, две ночные бабочки и богатый, но никогда не просыхающий банкир. Голубизны в ней было куда больше, чем в прояснившемся небе. Когда Мадж с типично выдровым смаком добрался до долгожданной пикантной кульминации, Пиввера возмущенно затявкала, Квиквелла невольно обмотала рыло в несколько витков языком, у Ансибетты лицо приобрело самый чарующий оттенок розового; подобным же образом отреагировали и другие принцессы. Хек и Пауко попадали бы от хохота, если бы и так уже не катались по палубе совсем по иной причине, и даже морда вечно унылого Караукула расплылась в ухмылке.

Что до водоворота, то из его глубин исторгся взрыв гомерического хохота, с которым не мог соперничать даже рев кружащихся вод. Джон-Том не верил своим глазам: обреченный корабль двинулся вверх.

– Провалиться мне на этом месте! – Чаропевец перегнулся через борт и вгляделся в море под килем. – Мы поднимаемся! – Он выпрямился и крикнул остальным:

– Водоворот нас отпускает!

– Ура!

Ансибетта бурно опорожнила желудок и легла пластом на мокрую палубу. Умаджи и сама была не в лучшей форме, однако опустилась на колени – помочь подруге.

А Джон-Том вдруг почувствовал, что его внутренности пришли в порядок. Выходит, юношеские занятия серфингом, катание на волнах в Зуме и Санта-Монике не пропали втуне. С внутренним равновесием восстановилась и способность здраво соображать.

– Давай, давай, – велел он выдру. – Чем смешнее, тем лучше.

– Слышь, чувак, не надо на меня давить. Я тебе че, мешочек смеха?

– Мадж, действуй! Я же знаю! У тебя в загашнике тысяча сальных баек и столько же хохм. Не жадничай.

Выдр поспешно выложил еще парочку любимых анекдотов, и тут раздался новый звук. Не рев воды, не взрывы непонятного хохота, а нечто совершенно иное.

«Мало ему смеха, так он еще и разговаривает», – изумился Джон-Том.

Сказано было следующее:

– Шикарно, замечательно! А ну-ка, теперь моя очередь.

– Почему бы и нет? – Выдр подскочил к борту, ловко пригнулся, и тугой комок бурых водорослей пролетел мимо. – Еще ни разу не травил анекдоты в компании с силами природы.

Опасно скрипел корабль. Джон-Том ждал и гадал, что же это за штука такая, способная целый флот бесследно отправить в водяную преисподнюю и ржать над пошлыми шуточками.

– Ну, короче, плыли по морю два кашалота, – пророкотал водоворот, – а еще – рыбацкая барка.

– Ага, ага, валяй, – азартно понукал Мадж.

Выслушав фенечку до конца, выдр зашелся гоготом. Найк ухмылялся, Пауко же ничего не понял и только растерянно смотрел на спутников.

Алеукауна зажала рот ладошкой и хихикала. Джон-Том нашел анекдотец посредственным, но счел за лучшее хохотать, как от щекотки.

Между тем судно поднялось еще футов на сто, синий небесный круг вверху основательно расширился. Долго ли это продолжалось, Джон-Том не взялся бы сказать. Мадж с водоворотом перекидывались хохмами, пока рокот воды и ржание выдра не превратились, казалось, в одно целое. Тем временем спутники водяной крысы слабо цеплялись за что попало и призывали к порядку свои внутренности; кораблик медленно, но верно шел к выходу из воронки. Они не могли внести свою лепту в дело коллективного спасения, оставалось только молиться и надеяться, что Мадж не ударит мордой в грязь, конечно, не считая грязных шуточек.

Сияющие нотки, оставив свое место перед бушпритом, повисли рядом с Джон-Томом. Они то и дело весело позвякивали, словно улавливали смысл анекдотов. «Отчего бы и нет? – размышлял Джон-Том. – Музыкальным шуткам имя – легион, кто только из великих композиторов ими не баловался».

– Боже, помоги нам, – прошептал он.

В вышине манил растущий синий круг неба. Пленники водоворота уже почти выбрались. Почти, но не совсем.

– Мадж, не умолкай, – потребовал Джон-Том. – Ты отлично поработал.

Теперь попроси, чтобы он нас отпустил.

Выдр кивнул и повернулся к кружащейся пустоте.

– Ну, старая воронка, че ты на это скажешь? Как насчет того, чтоб нас выплюнуть?

– Нет, нет, – загромыхал в ответ катаклизм. – Еще анекдотов! Еще смешнее! – Кругом раскатывалось водянистоеэхопризрачного, бестелесногоголоса.Оставайтесь со мной, будем хохмить до скончания века.

– Не, я, конечно, люблю это дело, но чтоб до скончания века языком трепать – тут ты, шеф, загнул.

Выдр вопросительно глянул на Джон-Тома, тот сочувственно кивнул.

Мадж глубоко вздохнул и вернулся к своей распутной проповеди.

Судно больше не тонуло и не поднималось, оно повисло на внутренней поверхности водоворота в двадцати футах от верха. «Что двадцать футов, что двадцать миль – сейчас никакой разницы», – подумал Джон-Том. Мадж, с регулярностью конвейера выдавая байки, покупал себе и товарищам драгоценные минуты жизни.

И тогда Джон-Том решил: пора вмешаться.

Он взял дуару. Двое солдат ободренно захихикали. Чаропевец, глядя в жуткую яму, колебался: что петь? Понятное дело, требовалась максимальная аккуратность. Если остановить водоворот, исчезнет центробежная сила, прижимающая корабль к водяной стене, и тогда на палубу обрушатся тонны воды, разобьют суденышко в щепки. А если разозлить монстра, может произойти вообще неизвестно что. Нельзя ли как-нибудь договориться с этим явлением, чтобы оно отпустило пленников? Можно ли вообще в чем-то убедить дырку в океане?

– Ой, смешно, ой, смешно! – громыхал водоворот, отзываясь на очередную штучку Маджа.

Выдр предупреждающе глянул на друга.

– Чувак, ты б лучше че-нибудь придумал, да побыстрее.

– Что, хохмы кончаются? – спросил Джон-Том.

– Да нет, не хохмы. Голос кончается. Я уже хриплю.

С этим Джон-Том спорить не мог – его товарищ и правда осип. Было очень сомнительно, что водоворот способен понять и простить ларингитчика.

Но тут чаропевца посетила спасительная идея.

С дуары так густо и быстро повалил серый туман, что поначалу казалось, будто все пошло совершенно вопреки задуманному. Никогда еще Джон-Том не пел и не играл столь громко. Даже нотное облачко спряталось и теперь тревожно выглядывало из люка. Принцессы, по-прежнему страдающие от тошноты, сообразили: происходит нечто из ряда вон выходящее.

Кружение вод начало замедляться, вибрирующий голос неуверенно осведомился: