— Вставай! — приказали мне.

Я медленно поднялся. Слабости — той, что мучила меня сразу после прибытия на этот грешный континент, — я уже не ощущал, зато чувствовал свинцовую сытость. Три или четыре литра бульона, которые я успел проглотить, явно не располагали к каким бы то ни было активным действиям — к драке, например. Я понимал к тому же, что, если уж и получится у меня справиться с этой пятеркой, на крики сбегутся все окрестные опричники, стрельцы, стража и тому подобные ратные служивые — вплоть до народных ополченцев! Видимо, и Пахом-Чик подумал о чем-то подобном, поскольку осторожно положил топор на пол и незаметно отодвинул его ногой подальше от себя.

— Руки за спину, — услышал я следующий приказ и повиновался.

— Куда его? — спросил Гаврила. Ответом детину не удостоили.

— На самом деле! — поддержал я товарища. — Куда вы меня ведете?

На этот раз ответ я получил. Только не в словесном оформлении. Поднявшись с колен, потер ушибленный бок и проговорил:

— Так бы сразу и сказали…

— Иди и не болтай, — скомандовал мужик с факелом. — Еще рот откроешь, так приложу, что как зовут забудешь.

— Ладно, ладно…

— Смотри у меня! Не болтай, хуже будет!

Ага, это, наверное, такая интерпретация знаменитой формулы: «Вы можете хранить молчание; всё, что будет вами сказано, может быть использовано против вас в суде…» И аргументы у этих ребят веские. Следовательно, бузить, требовать адвоката и ордер на арест бессмысленно.

— Адик, держись! — крикнул Гаврила. — Я сейчас парочку переплюю, а остальных…

Он не договорил — опять икнул. И еще два раза.

— Не получается! — с отчаянием в голосе крикнул детина. — Ик! Проклятый бульон!

Вот тебе и древнее тайное мастерство убойной плевбы. Малейшее расстройство желудка — и ты беззащитен!.. Уж лучше пистолет или базука. Вероятность осечки меньше…

Под руки меня вывели из камеры. Дверь захлопнулась за моей спиной.

Пятеро мрачных и неразговорчивых опричников поволокли меня вдоль по темному узкому подземному коридору. Глухо стучали их сапоги по каменным плитам, а мои копыта цокали, как дамские туфельки. Факел колыхался над моим правым ухом, время от времени оглушительно стреляя искрами. Отблески пламени, как огненные птицы, метались по сырым стенам. Коридор начал петлять. То вправо, то влево отходили многочисленные каменные раструбы, но опричники, кажется, в этом лабиринте ориентировались безошибочно. Мы шли и шли вперед.

Мои спутники молчали. Коридор снова вытянулся в единый глухой тоннель и скоро окончился тупиком, обозначенным низкой дверью.

Опричник с факелом без стука распахнул дверь. Я шагнул за порог и попятился — в центре открывшейся маленькой комнатки стоял топчан, в изголовье и изножье снабженный воротами, похожими на колодезные. К цепям, намотанным на вороты, крепились кованые железные петли для рук и ног. Простейшая разновидность дыбы — я ее сразу узнал. У нас в преисподней таких штук…

— Куд-да?!

Как я ни сопротивлялся, меня втолкнули в комнату и опрокинули на дыбу. Я напрягал все силы, но опричники оказались на удивление могучими и справлялись со мной без особого напряжения. Неужели я настолько ослабел?.. Да нет же, никакой слабости не чувствую… Может, батюшка-государь вывел новую породу людей, силой превосходящих бесов? Специально для эффективной борьбы с нечистью?

— Лежи и не дрыгайся…

А я уже и не дрыгался. Понимал, что бесполезно. Опричники быстро разложили меня на топчане и приковали цепями мои конечности к воротам.

Всё. Приехали, дорогие товарищи. Конечная остановка.

* * *

Прошли минута, другая — меня всё еще не пытали. Я даже позволил себе развязать язык. В частности, спросил у безмолвных опричников:

— Мужички, а чего вы ко мне пристали-то, а? Что я — хуже других? Может быть, вам копыта мои не понравились? А если у меня в роду лошади были? То, что я колдун, еще доказать надо. Давайте проведем следственный эксперимент: вы меня обратно откуете и я попробую что-нибудь наколдовать. Получится — делайте со мной что хотите. Ваша взяла. А не получится…

Опричники переглянулись. Один из них занес кулак над моей головой, но тут распахнулась дверь — так стремительно, что я не успел даже протестующее заорать.

Вошедший в пыточную камеру роста был примерно моего. То есть среднего. И чуть прихрамывал на левую ногу, как и я… Никаких других отличительных примет я не разглядел, потому что узнал его лицо.

— Филимон! — радостно закричал я. — Привет, братишка! Освободи меня! Или хотя бы проясни ситуацию этим истуканам! Скажи, что я твой хороший знакомый и даже родственник. Ну, то есть соотечественник…

Филимон, на лице которого не отразилось ничего, только коротко глянул в мою сторону.

— Пошли вон, — приказал он опричникам.

Те незамедлительно повиновались, тихонько прикрыв за собою дверь.

— Филимон, — снова начал я, — скорее, пока никто не видит, сними с меня цепи. Твои подчиненные такие идиоты! Не разобравшись, не поговорив толком, набросились на меня, скрутили, как… Слушай, они такие сильные — вроде и не люди вовсе, а…

— Нелюди, — подсказал Филимон. Я осекся.

Мой коллега, больше ничего не говоря, обошел дыбу вкруговую, исчезнув из моего поля зрения. Затем пощелкал огнивом — на стене вспыхнул факел. Что-то проскрежетало по полу.

— Вот так, — сказал он, присаживаясь к моему топчану на колченогий, грубо сбитый табурет. — Встретились… Значит, и ты в Москве?.. А я, как видишь, повышение получил по службе. Переехал. Та-ак…

— Что — так? — переспросил я.

— Объясни мне, Адольф, — без всякого перехода проговорил Филимон, — почему ты такой есть?

— Какой — такой?

— Не похожий на других бесов. Другие действуют точно по приказам, выполняют свою работу, а если и не выполняют, то всё равно поступками своими из общей массы никак не выделяются.

— Хочешь сказать, что я плохо работаю? Да у меня почетных грамот штук восемь! И ни одного выговора нет… Пока.

— Я не о том. Важно не то — сделано дело или нет, а как оно сделано. Мы — бесы — издавна занимаемся людскими делами. И ангелы — тоже. В принципе делаем одну работу. Мы и убиваем, и обманываем, и… много чего еще. И существам Света приходится время от времени кого-то устранять, приходится идти обходными путями и… много чего еще. Одно-единственное существенное отличие: они работают во имя Добра, а мы — во имя Зла. И всё. Важен не сам факт выполнения задания, а то, каким образом задание выполнено. Понимаешь?

— Н-не совсем. Не совсем понимаю и… Знаешь, Филя, мне твое поведение что-то не очень нравится. Освободил бы ты меня, и мы бы с тобой всласть потолковали. Было бы неплохо чайку попить. Прикажи своим оглоедам…