Анн-Мари Стрёйер, в рубашке с короткими рукавами и голубых джинсах, стояла у руля. С огромным гандшпугом в руке, она походила на смотрителя карусели в парке Тиволи. Я не собирался звонить Анн-Мари, но Дан Фрей, капитан из порта Мёлле, решил воспользоваться ее лодкой. Он лично отправился в маленькую гавань, где жили Анн-Мари и Ингер Юханссон, и рассказал им о нашей сольвикенской операции. Загорелая почти до черноты, с обветренными щеками, множеством морщинок вокруг глаз и самокруткой в зубах, Анн-Мари была неотразима в то воскресное утро.

Мы с Эммой поднялись на борт в Йонсторпе, откуда Анн-Мари должна была доставить нас в их с Ингер маленькую гавань. Оттуда до Сольвикена мы с Эммой намеревались добираться по суше, через лес. Эмма уверяла меня, что не заблудится.

И вот теперь Анн-Мари стояла у руля, а я, жалкая сухопутная крыса, дрожал, прислонившись к левому борту. Мне было не по себе. Во-первых, потому что я волновался за исход предстоящей операции, во-вторых, я чувствовал себя не у дел на судне посреди моря.

И теперь, под монотонное тарахтение мотора, мне вдруг вспомнился сон, который я видел той ночью, когда у дверей моего дома появилась насмерть перепуганная Эмма. Сам не понимаю, был ли он идиллическим или кошмарным.

Чайки с громкими криками закружили вокруг нашей лодки, но, поняв, что у нас нет рыбы, отправились искать счастья в другом месте.

Мы проплывали мимо Сольвикена. Я никогда не видел его со стороны моря.

Возможно, потому, что не испытывал особого желания ходить под парусом и боялся больших судов – во всяком случае, чувствовал себя неуютно вблизи них. Но сейчас мне нравилось сидеть в лодке, которой управляла Анн-Мари, и смотреть на проступающие в утренней дымке знакомые берега. В конце концов, морская прогулка – неплохой способ расслабиться.

Со стороны моря гавань казалась совсем маленькой. Наш ресторан походил на приютившуюся на вершине холма рыбацкую хижину. Группа пенсионеров сидела во дворе за столиками, но я не смог разглядеть среди них Эву Монссон.

Она выехала из Андерслёва рано утром, чтобы занять место, откуда было бы удобно вести наблюдение.

Арне мы не взяли, и он очень на нас обиделся.

Он полагал, что принимал самое активное участие в нашем расследовании, а значит, имеет полное право увидеть его развязку. Я же, признавая справедливость его требования, имел свои соображения на этот счет.

– Арне, это очень опасные люди, – внушал я старику.

Этот довод, мягко говоря, мало его убеждал.

Территория гавани была сплошь покрыта торговыми лотками и столиками уличных кафе. Пестрые палатки по обе стороны дороги зазывали желающих попытать счастья в лотерее. Позади них угадывались очертания большого помоста сцены.

Мой дом, скрытый за деревьями, почти не просматривался. В зелени мелькнула лишь наружная дверь да обращенная в сторону ресторана часть террасы.

Накануне вечером здесь были танцы. Счастливые обладатели билетов по пятьсот крон могли вдоволь наслаждаться живой музыкой, закусками из креветок и обществом себе подобных. Те же, кто не смог или не пожелал платить, сидели вдоль пирса со стаканчиками мороженого, пивом или «эггакагой» – традиционным сконским блюдом, представлявшим собой запеченную в тесте свинину с яблоками.

Коренные сконцы, то есть те, кто имел больше прав на этот праздник, оказались в числе наименее платежеспособных и бродили вокруг, как бедные родственники, любуясь на развлечения богатых гостей.

В пять минут мы миновали сольвикенскую гавань и причалили возле домика Анн-Мари и Ингер Юханссон.

Ингер помогла Эмме сойти на берег. Я поблагодарил женщин за помощь и пригласил их посетить наш ресторан в любое удобное для них время. Потом взял Эмму за руку, и мы пошли.

Поднимающаяся к лесу тропинка была сплошь усеяна камнями разной величины, и у меня сразу возникло ощущение, что земля уходит из-под ног. Rolling stones gather no moss[24], как поется в одной хорошей песне. Но на этих камнях мха было более чем достаточно. Эмма порхала над валунами, как бабочка, я пыхтел следом, как паровоз.

В лесу стало еще хуже.

Мы пробирались сквозь такую непроходимую чащу, что время от времени мне приходилось вставать на колени и ползти, точно ужу, между стволами. Зато когда – вечность спустя – мы приблизились к краю леса, то сразу оказались на задворках моего дома.

Я поднялся и тщательно отряхнул брюки.

– Теперь нам с тобой надо быстренько пробраться в ресторан через кухню, – сказал я Эмме.

Она взяла мою руку, мы вприпрыжку пробежали оставшиеся несколько метров и прошмыгнули в кухонную дверь.

На часах было одиннадцать, и у нас в запасе оставался час.

Симон Пендер вошел на кухню и громким голосом заказал две свинины. Увидев меня, он обрадовался:

– Хорошо, что ты пришел. Сегодня у нас много работы. – Но тут его взгляд упал на Эмму, и он застыл в недоумении. – Это же… она… та самая…

– Это Эмма, – представил я девочку.

– Привет, Эмма! – поздоровался Симон.

– Привет, – ответила Эмма.

– О… так ты заговорила? – Потом он оттащил меня в сторону и спросил громким, так называемым театральным, шепотом: – Ты что это делаешь, разве ее не ищут?

– Теперь уже нет.

– Объясни мне наконец, что происходит?

– Узнаешь в свое время, – успокоил я Симона. – Можешь организовать столик для нас с Эммой? Мне нужно место во внутреннем зале возле открытого окна, чтобы я слышал, что они говорят на улице. – Тут я показал на Эву Монссон, которая сидела одна, и Ларса Берглунда с Бритт-Мари Линдстрём, которые сидели вместе за другим столиком.

На Бритт-Мари сегодня не было «фотокуртки» с множеством кармашков, но я подозревал, что камеру она прячет в сумочке.

– Твои знакомые? – спросил Симон, и я кивнул. – Вон того, – показал он на Берглунда, – я принял было за Хенрика Ларссона. Хотя он и староват.

– А женщина, которая сидит одна, заходила к нам прошлым летом, помнишь? Это Эва Монссон, она работает в полиции в Мальмё.

Симон кивнул озадаченно:

– Может, и помню. Но чем меньше я помню и знаю, тем лучше. Вот единственный вывод, который я сделал, общаясь с тобой.

– Ты хитрый дьявол, Симон, – подмигнул ему я.

Хотя ресторан и стоял на вершине холма, внутренний зал с площадки внизу почти не просматривался. Таким образом, я мог наблюдать за всем, сам оставаясь невидимым. Кроме того, я попросил у Симона две кепки с логотипом ресторана, которые мы с Эммой тут же надели, низко надвинув на лоб. Эммина была белая с черным рисунком, а моя черная с белым.

Эва сказала, что на пути в Сольвикен не заметила ничего подозрительного. На повороте в гавань стояли машины, но разглядеть в них людей было невозможно.