– У него такой вид, как будто его заживо ест какой-то грибок.

– Дон знает интересные места. У всякого, с кем встречаешься, есть чему поучиться.

– Чему же ты научилась у него? Слушать заплесневелый джаз?

– В ньюорлеанском джазе он разбирается хорошо.

– Если бы это еще имело какое-то значение. Да ладно, забудем о нем.

Они продолжали слушать сюиту.

– Эта часть такая красивая, – сказала Тедди. – Помнишь, как сказано о ней у Хаксли в «Контрапункте»? Мне нравится этот пассаж.

– Насчет кошачьих кишок? Виолончелей? Это когда тот старик-ученый спускается по лестницу на вечеринку. А там играют это.

– Музыка играет большую роль в этой книге.

Верн слушал музыку. Постепенно она забрала все его внимание. Одиночество, которое он чувствовал до того, начало проходить. Он потянулся, сидя на кушетке, потер глаза.

– В чем дело? – спросила Тедди.

– Ни в чем. Думаю о книге. – Он поднял стакан, но тот был пуст. Подняв пустой стакан к свету, он медленно поворачивал его перед глазами.

– Эта книга о смерти, – сказала Тедди.

Верн встал и подошел к книжному шкафу. Он повернулся к музыке спиной и стал читать названия на корешках. Немного погодя Тедди подошла к нему и встала рядом.

– Вижу, ты любишь Элиота, – сказал Верн. – Большой человек, для нео-фашиста. – Он вытащил тонкую книжку. – А это что за чертовщина? «Убийство в соборе».

– Это пьеса о Томасе Беккете.

Верн поставил книгу назад.

– У тебя много Юнга. Одни неофашисты. «Интеграция личности».

– Он милый старик. Любит долгие прогулки в снегу. Что с тобой вдруг приключилось?

Верн резко повернулся к ней.

– Вот что, юная леди. Давайте-ка куда-нибудь пойдем. Куда вы хотите? Или вы вообще никуда не хотите? Или мне уйти и поехать домой?

Тедди засмеялась.

– Давай просто поговорим. Я устала от темных маленьких забегаловок. О’кей?

Верн сел на кушетку.

– Понятно.

Верн встретил Дона Филда на следующий день. Дон выглядел еще угрюмее, чем прежде. Он подошел к Верну, когда тот уходил со станции после работы.

– А, – сказал Верн. – Это опять ты. Я уже начинаю привыкать видеть тебя здесь в это время.

– Где ты был вчера вечером? – хрипло спросил Дон.

– Вчера вечером? А что?

– Тебя не было дома. Я звонил.

– Какое тебе дело до того, где я был вчера вечером?

– Так, я удивился.

Верн отпер дверцу машины.

– Вот и продолжай удивляться. – И он тронулся. В зеркальце заднего вида он видел Дона: тот стоял на обочине и грустно глядел ему вслед, опустив руки, полные книг и пластинок.

В тот вечер Верн сказал Тедди, что видел Дона. Она ничего не ответила. Они как раз ехали в клуб «Похмелье» слушать Маггси Спеньера.

– Спеньер, – говорил Верн. – Один из величайших живущих музыкантов в мире джаза. Услышать его – это настоящее испытание.

– Я слышала пластинки.

– Это не одно и то же. Пластинка не передает истинного вкуса музыки. Ощущения. Вот подожди, увидишь.

Понравился ли ей тот вечер? Кажется, да. По дороге домой она прижалась к нему, мурлыча мелодию. Вид у нее был вполне счастливый и довольный, ее глаза сияли и искрились весельем так же, как тогда в «Уокер-клубе», где он увидел ее впервые.

На углу, немного не доезжая до дома, Тедди вдруг положила ладонь ему на руку.

– Верн, останови здесь на секунду. Я сейчас вернусь.

Она вышла из машины и засеменила к магазину спиртных напитков. Он уже закрывался: продавец погасил витрину и снял кассу. Тедди постучала в дверь, помахала. Продавец, шаркая, подошел к двери и отпер. Тедди вошла в магазин. Минуту спустя она вышла оттуда с бумажным пакетом.

Она впорхнула в машину.

– Это от меня.

Они поехали вдоль обочины к ее дому. Выходя из машины, Верн начал проверять окна и двери.

Тедди смеялась, стоя на тротуаре.

– Ты такой серьезный. Никто твою машину не уведет!

Верн фыркнул.

– Надеюсь. Просто так я лучше себя чувствую. Пошли.

Он пошел за ней вверх по лестнице. Она шагала впереди, держась за перила, ненамного опережая его. На верхней ступеньке лестницы она остановилась и стала ждать, когда он догонит.

Из-под ее двери торчал листок бумаги. Она подняла его и прочитала.

– Это от Дона. – Она передала записку ему. Он прочитал ее и вернул. Тедди положила записку в карман, и они вошли. В гостиной горел свет, слабый огонек, спрятанный позади стола. Он оставлял комнату темной и загадочной. В воздухе витали запахи. Ароматы женских духов, едва ощутимый застарелый дух виски и сигарет. Подойдя к шкафу, чтобы повесить пальто, он уловил другой запах. Почти животный.

– У тебя что, есть животное?

– Кошка была, но под машину попала. Ей переломили хребет. Я видела из окна.

– Прости.

– Трудно держать кошку в городской квартире. В кухне ящик с рваной газетой, на мебели следы от когтей. Садись.

Он сел. Тедди исчезла в кухне, мурлыча на ходу мотив. Он слышал, как она что-то открывает.

И вдруг, сидя один в гостиной, слушая, как возится на кухне девушка, он впервые ощутил в своей душе нечто похожее на мир и покой. Он позволил себе расслабиться, его сознание как будто задремало. Облако мягкой темноты навалилось на него, смешавшись с ароматами комнаты.

И так, в облаке женских испарений, ароматов духов и дезодорантов, запахов тел, он едва не заснул. Точно издалека он видел Тедди, которая появилась на пороге гостиной и стояла, молча глядя на него. Усилием воли он заставил себя проснуться.

Он улыбнулся ей. Снял очки и спрятал их в карман. Ослабил галстук, не отрывая головы от шероховатой ткани кушетки.

Тедди бесшумно пересекла комнату, с каждым шагом становясь все ближе и выше, пока не остановилась прямо перед ним. Она поставила поднос и села рядом. Он не смотрел на нее. Он был полностью удовлетворен. Тепло и запахи окружали его со всех сторон. Он стал снова погружаться в сон, и это было долгое погружение. Он опускался все глубже и глубже. Звуки окружающего мира, его холод, яркий свет – все уносилось куда-то прочь от него.

Жесткие худые пальцы Тедди коснулись его лица. Он вздохнул. Давление ее ладоней нарастало. С силой распрямляющейся пружины энергия вырывалась из нее и передавалась ему через ее руки и ладони. Вспышки мощи, текучая, всепоглощающая сила. Нарастание желания. Он снова вздохнул. Физическая потребность.