— Зи сказал, что его подготовил Роф, как король. Что-то по поводу того, что он твой хранитель.

«Почему ты не сказал мне?»

— Зейдист сказал, что я должен предъявить эту бумагу только в случае острой необходимости. И тебе тоже.

Джон поднялся со стула и поправил одежду, которую одолжил у друзей. «Слушай, я хочу, чтобы ты остался здесь, потрахался и хорошо провел время…»

— Мы пришли сюда вместе. Мы уйдем отсюда вместе.

Джон посмотрел на своего друга. «Если Зи приказал тебе нянчиться со мной…»

И впервые, за то время что они с Джоном знали друг друга, лицо Блэя стало жестким.

— Да пошел ты… я бы поступил так в любом случае. И прежде чем ты продолжишь пороть чушь, я хотел бы отметить, что поменяйся мы ролями, ты бы поступил точно также как я, черт тебя подери. Признай это. В точности также, твою мать. Мы же друзья. Мы должны поддерживать друг друга и точка. А теперь прекрати нести ахинею.

Джону захотелось пнуть стул, на котором он сидел. И он почти сделал это.

Вместо этого, он показал жестами: «Дерьмо».

Блэй достал Блэкберри и стал набирать.

— Я просто скажу Куину, что вернусь за ним позднее, и заберу его, когда ему захочется.

Джон ждал и на какой-то момент представил, чем сейчас занимался Куин где-то в кулуарах, с одной или двумя человеческими женщинами. Хотя бы он хорошо проводил ночь.

— Эй, Куин? Да, я и Джон, мы идем домой. Что? Нет, все здорово. У нас произошла небольшая стычка со службой безопасности… Нет, тебе не обязательно… Нет, все в порядке. На самом деле. Куин, ты не должен останавливаться… — Алло? — Блэй посмотрел на телефон. — Он встретит нас у главного входа.

Они оба покинули маленькую комнатку и стали просачиваться между горячими и потными человеческими телами, пока Джон не почувствовал бешеную клаустрофобию — как будто его похоронили заживо, а его легкие забивала грязь.

Когда они наконец-то добрались до двери, Куин уже ждал их там, с левой стороны, вдоль черной стены. Его волосы были взлохмачены, подол рубашки выправлен, губы были красные и слегка припухшие. Подойдя ближе, они почувствовали, что от него пахло духами.

Двумя разными ароматами.

— Ты в порядке? — спросил он Джона.

Джон не ответил. Он не выносил самой мысли о том, что испортил всем ночь, и поэтому молча пошел на выход. Пока опять не почувствовал тот странный зов.

Он остановился, рука застыла на дверной ручке, и посмотрел через плечо. Начальница службы безопасности была там, она смотрела на него своими умными глазами. Она опять стояла в тени, он понял, что ее всегда устраивали подобные места.

Места, которые она всегда могла использовать как преимущество.

Его тело дрожало с головы до пят, ему жутко хотелось врезать кулаком по стене, по двери, по чьей-нибудь челюсти. Но он знал, что это не принесет ему желанного облегчения. Он сомневался, что у него хватило бы сил пробить дыру в газетной спортивной колонке.

И осознание этого еще больше вывело его из себя.

Он повернулся к ней спиной и вышел в холодную ночь. Как только Блэй и Куин присоединились к нему на улице, он показал: «Я прогуляюсь немного. Вы можете пойти со мной, если хотите, но вы не посмеете отговорить меня от этого. Ничто не заставит меня сесть в машину прямо сейчас и поехать домой, понятно?»

Друзья кивнули и последовали за ним, держась чуть позади. Ясное дело, они понимали, что он едва себя сдерживает, и что сейчас ему требовалось пространство.

Пока они шли по Десятой улице, он слышал, как они тихо переговаривались, шептались о нем, но ему было по хрену. Он превратился в комок гнева. И ничего больше.

Верный своей слабой природе, его марш независимости не продлился долго. Чертовски быстро мартовский ветер проник под одежду, которую он одолжил у Блэя, а головная боль стала настолько сильна, что ему пришлось стиснуть зубы. Он представил, как ведет друзей до Колдвеллского моста и дальше, и его гнев был настолько силен, что ему хотелось измотать их до такой степени, что они начнут умолять его прекратить эту ходьбу, пока не настал рассвет.

Но, естественно, его производительность была значительно ниже его ожиданий.

Он остановился. «Пора возвращаться».

— Как скажешь, Джон. — Разноцветные глаза Куина были до невозможности добры.

Они направились обратно к машине, которая была припаркована на открытой площадке в двух кварталах от клуба. Когда они завернули за угол, он обратил внимание, что рядом шло строительство, стройку закрыли на ночь, брезент хлопал на ветру, тяжелое оборудование спало крепким сном. Это место показалось Джону таким пустынным.

С другой стороны, он бы мог купаться в солнечных лучах на ромашковом поле, но видеть одни тени. Хуже ночь стать уже не могла. Ни. За. Что.

Они были в пятидесяти ярдах от машины, когда легкий ветер принес запах детской присыпки. Из-за экскаватора появился лессер.

Фьюри очнулся, но не мог пошевелиться. Логично. Казалось, одна половина лица была обожжена. После пары глубоких вдохов он поднял руку к очагу пульсирующей боли. Лоб и щеки были забинтованы. Он, должно быть, выглядел как дополнение к аппарату реанимации.

Он медленно сел, и голова запульсировала, как будто ему в нос затолкали велосипедный насос, и кто-то с силой орудовал этой дрянью.

Потрясное ощущение.

Свесив ноги с каталки, он подумал о силе гравитации, размышляя: хватит ли у него силы противостоять ей? Решив рискнуть, он… хм, кто бы мог предположить… ему удалось доковылять до двери.

Две пары глаз тут же метнулись к нему: одна — ярко-бриллиантовая, другая — темно-зеленая.

— Привет, — произнес он.

К нему подошла женщина Вишеса, окинула пристальным докторским взглядом.

— Боже! Я не могу поверить, насколько быстро ты выздоравливаешь. Ты должен быть без сознания, а никак не в вертикальном положении.

— Желаешь проверить свою работу? — Когда она кивнула, он сел на скамейку, и она осторожно сняла повязку. Вздрогнув, он взглянул из-за нее на Вишеса. — Ты уже сказал Зи об этом?

Брат тряхнул головой:

— Не видел его, Рейдж пытается ему дозвониться, но телефон отключен.

— Так, а от Хэйверса нет новостей?

— Ничего не слышал. Несмотря на то, что у нас около часа до рассвета, им бы лучше вернуться поскорее.

Доктор присвистнула:

— Как я вижу, кожа срастается прямо на глазах. Не возражаешь, если я наложу другую марлевую повязку?

— Как тебе угодно.

Когда она скрылась в кабинете физиотерапии, Ви произнес: