Ведь добыть нужные фрагменты – это лишь часть дела. Связать отдельные кусочки в единое целое не так-то просто. Искусник сплетает сначала пары фрагментов, потом добавляет к ним другие пары. Тут важна последовательность. Например, три куска можно сплести вместе, но только в порядке один-два-три. В другом порядке они не соединятся. Мастер с опытом запоминает хорошо стыкующиеся пары и последовательности и впредь старается работать с ними. И даже обучает этим рецептам молодых искусников. Таблицы взаимодействия фрагментов тоже существуют, но их мало. И дело даже не в том, что человек, который нашел хорошую связку, не хочет ни с кем делиться своим открытием. Причины разные. Как правило, искусник попросту не делает столько открытий за свою жизнь, чтобы хватило на книгу. А даже если он найдет достаточно материала, то нужна недюжинная воля и способности, чтобы описать словами на бумаге свои знания.

Но и это еще не все. Даже если таблица составлена, другой искусник ради праздного интереса не будет ее изучать, теряя уйму времени на проработку написанного. Потому что в повседневной жизни обычно хватает стандартных связок из базового набора, и нет никакой гарантии, что у другого искусника получится состыковать авторские фрагменты. Тут сноровка нужна, мастерство.

А еще нужна великолепная память. Несколько сотен фрагментов можно записать себе в посох, разложить по группам для более легкого поиска и использовать по необходимости. Больше вряд ли влезет: посох – не змея, которая раздуется, но проглотит добычу целиком. Да больше и не надо. Но это лишь сами части плетения, а их связи в посох не запишешь. Не существует связь в природе сама по себе, нет ее. Приходится держать в голове, что, с чем и как стыкуется. Попробуешь запомнить чужие связи – голова лопнет. А точнее, ошибешься где-нибудь, и такая промашка легко обернется увечьем, если не смертью. Так что как ни крути, но лучше пользоваться своими, многократно проверенными наработками, которые вбиты в подсознание так глубоко, что даже во сне не забудешь.

И все же схема из видений как-то работала. Как написать книгу, чтобы с ее помощью можно было легко, быстро и, главное, безопасно создавать новые плетения? Ведь можно! И это работает, Толлеус сам видел. Что должно быть в этой книге?.. Старик зажмурился, чтобы не отвлекаться на окружающую обстановку. Открыв книгу, искусник должен узнать перечень нужных ему фрагментов и последовательность их сборки. Так и происходит в жизни, когда мудрый учитель объясняет плетение своему юному воспитаннику.

Только не все так просто. Формула будущего плетения неизвестна, есть только список его будущих свойств. Допустим, по справочнику можно найти фрагменты с такими свойствами, хотя это нелегко. Придется пролистать всю книгу от корки до корки. Далее фрагменты должны быть не абы какие, а те, что есть у искусника. С одной стороны, это проще – листать надо меньше, но с другой – сложнее: подходящих частей в посохе может не оказаться. Или, наоборот, в посохе могут найтись сразу несколько подходящих кусочков, и нужно как-то выбрать лучший для каждого случая. И наконец, в книге должна быть описана последовательность действий по стыковке с поправкой на мастерство искусника.

Толлеус покачал головой, осознав все трудности. И все же он попробовал представить хотя бы теоретическую возможность создания такого фолианта. Нет, не выйдет ничего путного. Даже просто найти нужные части – труднейшая задача. Это в посохе легко: выбрал имя плетения – и вот его заготовка, пожалуйста; представил образ нужного фрагмента – и он уже готов к использованию; захотел посмотреть перечень боевых или бытовых плетений – никаких проблем.

В книге поиска нет. В ней вообще ничего нет, кроме описанных свойств, чем она и ценна. В теории ее можно объединить с таблицами связей, просто добавив рядом с каждым описанием фрагмента номера страниц с парами для него. Но не более. Вручную по справочнику формировать плетение можно месяц, если не дольше. Книга годится для учебы, но бесполезна для работы, если только у нее не появится поиск, такой как в посохе…

Неожиданно Толлеус дернулся так, что пошатнулся стол, а миска со вчерашней похлебкой перевернулась, испачкав старику подол. Он не обратил на это внимания: только что у него родилась одна мысль.

У каждого искусника есть посох, в нем хранятся все доступные хозяину фрагменты, там же есть удобная система поиска и классификации. Это уже немало. Так, может быть, реально создать некий аналог книги не в бумаге, а прямо внутри этого удивительного искусного инструмента?

Ночью случился приступ. Наверное, переволновался вчера. Сердце трепыхалось с бешеной скоростью, кружилась голова. Каждый вздох давался с болью. Что ж, не в первый раз. Старик, сунув трубку в рот, привычно включил принудительную подачу воздуха. Обычные кузнечные меха, только совсем крохотные, с шипением исправно погнали воздух. Затем он активировал таран – плетение из боевого арсенала. От удара в грудь его качнуло.

Это всегда спасало: сердце, испуганно сжавшись, переставало капризничать. А сегодня не помогло. Стало еще хуже. Может, Толлеус проморгал момент, но, вместо того чтобы забиться в стабильном ритме, сердце пошло вразнос. Толлеус судорожно выкрутил вентиль маны на максимум, жилет загудел от бурлящей внутри мощи. Снова ударил тараном. Но было поздно. В глазах потемнело. Конец? Нет-нет, не сейчас! Рано! Он видел…

Слабеющими руками старик вцепился в посох, выбрал еще одно боевое заклинание молнии, которым не пользовался ни разу после сдачи на степень, чуть-чуть накачал маной и разрядил в себя. Его затрясло, от железного каркаса жилета полетели искры, но сердце вздрогнуло и… пошло. Точь-в-точь как в видении с мертвым человеком.

Толлеус скрючился на кровати, бледный и потный, не в силах расслабиться от пережитого. Сегодня он опять дошел до черты. Даже немножко заступил. Ожог от молнии еще долго будет ныть. Но это неважно. Боль – это жизнь.

И все же до чего хорошую штуку он подсмотрел. Обязательно нужно встроить нечто подобное в жилет, чтобы всегда под рукой было.

Ник. Граница

Проснулся я не сам. Меня разбудили довольно сильные пощечины. С трудом приоткрыв глаза, я, как в тумане или мареве, увидел обеспокоенное лицо Карины. Оно то проявлялось из мглы, скрывающей все, что не попадало в точку фокуса моего зрения, то вновь растворялось в ней. Сквозь адский шум в ушах до меня с трудом долетали слова девушки:

– Никос! Очнись!

– Все, все! – Я попытался встать, но ничего не вышло: закружилась голова, тело отказалось меня слушаться. Кажется, плоть моих мышц превратилась в вату.

Лицо Карины подернулось пеленой и исчезло окончательно, а я продолжал лежать без мыслей и желаний, как труп, потихоньку начиная скатываться в какую-то яму. Из тумана стали выплывать странные образы, звуки. Вот сестренка. Кажется, это было в ее день рождения. А вот отец смотрит строго и с укоризной, однако глубоко в глазах я вижу искреннее беспокойство за меня и любовь. И почему я этого не видел тогда? Мать стоит за спиной отца, опершись подбородком о его плечо и обняв сзади за пояс, ее грустный взгляд будто прощается со мной. Сквозь их лица стали проступать какие-то куски кода, ранее создаваемые мной визуализации и графические интерфейсы. На код стали накладываться фрагменты плетений, они витали вокруг меня, соединяясь в умопомрачительные конструкции.