Ради неё я был готов на всё. Что она говорила, то я и делал. Она сказала купить битую «восьмёрку» без документов, я купил. Она сказала следить за Глебом, когда Прохор находится на занятиях в танцшколе, я следил. Она сказала подкараулить момент, когда Сазонов отлучится от школы, я подкараулил. Линда сидела наготове в своей белой «восьмёрке». Она зашла в класс за минуту до окончания занятий и сказала Прохору, что Глеб заболел и попросил её отвезти мальчишку домой. Прохор поверил и пошёл с ней, но в последний момент вдруг заартачился, заявив, что Глеб не мог заболеть. Пришлось Линде запихивать его в машину силой. Он боролся и кусался, как злой щенок. Этот придурок Глеб Сергеевич научил моего сына драться. Линде пришлось перебинтовать его скотчем, заклеить рот, а на лицо натянуть чёрную шапку, чтобы пацан не понял, куда его везут. Я наблюдал за этим цирком из своей машины. Я видел, как приехал Сазонов, как он носился, когда не нашёл Прохора. Честно говоря, это было лучшее развлечение в моей жизни. Да, лучшее…

А вечером я разыскал учительницу танцев и дал ей денег, чтобы она навсегда свалила из города. Зачем нам такой свидетель? Она могла что-нибудь вспомнить. Что-нибудь, разоблачающее Линду. Училка упиралась как могла, но вопрос был решён, когда я пообещал, что её дочь может однажды не вернуться домой. Конечно, я действовал неосторожно и глупо, ведь эта дура могла рвануть вовсе не к маме на Север, а в милицию, но мне уже было плевать. Ради того, чтобы побыстрее заполучить деньги и оказаться рядом с Линдой, я был готов рисковать. Линда вообще хотела, чтобы я убил училку, но я решил эту проблему без крови, с помощью небольшой суммы денег. Ещё я должен был сжечь «восьмёрку», на которой Линда увезла Прохора, но я просто бросил машину в кустах возле базара.

– Прохора увезли в дом к Черкасову? Он был с вами в доле? – спросила Беда.

– Да. Мы пообещали Сашке пятнадцать тысяч долларов, если он покараулит мальчишку. Этот гад Черкасов как раз находился в отпуске, но вдруг начал таскаться на работу, потому что у него заболел какой-то дельфин. Прохор часто оставался без присмотра, но Линду это не беспокоило. Она считала, что такой дефективный мальчик не догадается сбежать, да ещё от собственного отца. Я тоже так считал. Когда Прохор понял, что в числе его похитителей и я тоже, он перестал разговаривать, зажался, и даже стал заикаться. В общем, оставалось только дождаться выкупа, отпустить мальчишку и рвануть на острова. Мы с Линдой так мечтали об этом! Но тут вдруг приехала эта… сука, – Никас указал пальцем на Элку, – и спутала нам все карты. Она начала что-то вынюхивать, разведывать и копать. Она задавала идиотские вопросы, следила за всеми, и вообще заделалась в члены семьи. Как же я ненавижу тебя, марательница бумаги! Ты сломала мне жизнь, лишила состояния. А я не мог даже наговорить тебе грубостей, приходилось ломаться и разыгрывать убитого горем отца. Ирму, которая расщёлкала бы эту задачу как семечки, я хотя бы обезвредил лекарствами, а эту писаку легче было убить…

– Где ты взял «Гондибазол»? – спросила Беда.

– В психбольнице, – буркнул Никас. – Купил у главврача и подсунул Арно с запиской, чтобы он регулярно поил Ирму лекарствами. Этот придурок, как я и предполагал, решил, что записку написал врач и очень пунктуально исполнял предписания. Охранник называется! Тупой валенок… – Никас заржал. – Но как же мне нравилась Ирма в таком состоянии, как нравилась! Я почти обожал её. У неё, правда, в любой момент могло отказать сердце, но от этого я любил её ещё больше. Да… вот такая шняга в конце концов получилась. Всё развивалось сначала просто блестяще, у меня неожиданно появилась возможность срубить не пятьдесят миллионов, а гораздо больше, и без всяких дурацких чемоданов. Эта дура – Ирма Андреевна, под моим давлением беспрекословно выписала на меня доверенность, позволяющую делать с её имуществом, бизнесом и деньгами, всё, что мне взбредёт в голову! Как мы ржали с Линдой, когда это случилось! У меня появился реальный шанс оставить Ирму голой, а самому стать миллиардером. Но… – Никас скривился. – Оказалось, что я совсем ничего не понимаю в делах, а моя личность, несмотря на доверенность, не вызывает доверия в банках. При попытке снять даже небольшую сумму, меня проверяли как старого зэка. Мне удалось заполучить только двадцать миллионов наличными, а остальное… Нужно было оформлять какие-то мудрёные бумаги, проводить хитрые операции, переговоры… А я ничего не понимаю в этом. Да ещё её адвокат стал путать меня и ставить палки в колёса. Тогда я решил хотя бы продать дом, да эта… сука вмешалась, – Никас зло зыркнул на Элку.

– Подожди, – осенило меня, – ты сказал, что Элку легче было убить. Так это ты стрелял в мою жену на трассе?! Ты, а не Чусов?!

– Линда мне приказала, – поморщился Никас. – Линда приказала её убрать, и это решение не обсуждалось. Но я плохо стреляю. То есть вообще никак…

– Да он же в армии не служил! – захохотала Мария, засовывая огромный пирог в духовку. – Он же вокруг шеста всю жизнь прокрутился, гадёныш, откуда ему оружие знать?! – Мария смачно плюнула в сторону Никаса.

– Угомоните её! – заверещал он. – Она кухарка, прислуга! Что она себе позволяет?!

– Какой я придурок! – треснул я себя по лбу. – Какой идиот! Я же знал, что Никас ездит на чёрном «Гелике», но зациклился почему-то на вице-мэре!

– Да, Чус Чусыч зря пострадал, – хмыкнула Элка. – Ну, ничего, профилактика в его государственном деле никогда не помешает.

– Тогда получается, что и в колодец меня вовсе не чусовские пацаны сбросили? – вскочил Сом.

– Тебя, урод, Линда в колодец спустила, – ухмыльнулся Никас. – Надоела ей ваша сплочённая команда, шороху от вас было много. Бегаете чего-то, суетитесь, нос не в свои дела суёте. А ещё ей очень нравилось, что вы войну Чусову объявили. Это был такой цирк! Вот она и решила ещё один повод вам подкинуть – толстого в колодце утопить. Подкралась сзади, когда ты курил, треснула по башке поленом и сбросила вниз.

– Врёшь! – заорал Сом. – У меня сто пятьдесят килограммов! Линда ни за что в жизни не смогла бы меня поднять!

– Смогла, – хмыкнул Никас. – Чего там не смочь, если я помогал.

– Шизики все очень сильные, – усмехнулась Беда. – А у этой парочки точно не все дома. Скажи, это Линда приказала тебе избавиться от Насти?

– Настя сама подписала себе приговор, – вяло откликнулся Никас и вдруг заорал: – Сама! Сама! Ей нужно было засунуть язык кое-куда, и не отсвечивать! А она стала за нами следить! Шлялась в дельфинарий, расспрашивала всех обо мне и о Линде. Она вынюхала, где мы прячем Прохора, и пришла ко мне с ультиматумом: или я бросаю Линду, и мы убегаем с ней вместе с выкупом, или она всё расскажет Ирме! Я мог бы просто застрелить эту дешёвую интриганку, но я подумал, что лучше инсценировать самоубийство. Если б не умник Сазонов, все прошло бы гладко, но этот гад сразу всё раскусил! Да, я не успел стереть отпечатки с ножа, которым резал ей вены, очень торопился, но потом я догадался подкинуть нож Арно. У него был точно такой же. Его нож я выбросил, а свой подложил, мало ли… Мне нравилась мысль, что Арно могут заподозрить, хотя вероятность того, что кто-то будет рыться в его столе, была микроскопичная. А Настька-дура так умирать не хотела! Орала, сопротивлялась, грудь мне расцарапала, волос целый клок вырвала. Но я не мог оставить её в живых, она сама себе могилу вырыла своим ультиматумом.