Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как жила после 20 июня 1951 года киноактриса, которая поставила точку в истории любви с музыкантом много моложе ее?
Она играла главные роли в многочисленных фильмах, вошедших в историю кинематографа, способствуя расцвету послевоенного кино, а в 1962 году отказалась от псевдонима Таэко Мацубара и вернулась к своему настоящему имени. Однако ее прежнее имя помнили, поэтому множество журналистов и любителей кино пытались разыскать ее, но она никогда больше не появлялась перед публикой, скрыв свою благородную старость в особняке в Камакуре. Как бы там ни было, она тихо боролась с затянувшейся скукой, ставшей ее уделом с тех пор, как она похоронила свою последнюю любовь.
По воскресеньям и четвергам Андзю приглашала тебя пообедать. Она говорила, что в ее возрасте важны правила и определенный ритуал, иначе все становится в тягость. Ты всегда охотно принимала ее приглашения. Андзю говорила: коль скоро ты приехала в Токио, какой смысл сидеть взаперти в этом доме с привидениями. Но на самом деле ей, похоже, хотелось еще раз пройтись вместе с тобой по местам ее воспоминаний. Однако каждые пять лет менялось примерно десять процентов окрестных пейзажей, значит, от тех мест, где ходили они с Каору, сохранилось меньше половины. А там, где Куродо катался на велосипеде, кроме Императорского дворца, ничего вообще не осталось.
Ты вела Андзю, следуя ее указаниям. Вы вошли в итальянский ресторан неподалеку от Управления национальной обороны, он и сейчас кое-как функционировал. Официант провел вас к столику в самой глубине зала. Андзю спросила:
– А где Ханада?
– Минуточку, – сказал официант и ушел.
Вскоре появился смуглый мужчина средних лет с бычьей шеей.
– О, давненько не виделись! Как здоровье? – Он пожал руку Андзю и улыбнулся тебе, но глаза его не улыбались. Хотя жарко не было, на лбу и на кончике носа у него выступил пот; одно его присутствие говорило о недюжинном напоре. Интересно, где могут пригодиться такие ручищи, богатырская грудь, брюхо, которое вот-вот лопнет? – думала ты.
– Ханада, как ты полагаешь, кто эта девочка?
Мужчина еще раз взглянул на тебя немного косящим взглядом и выпалил:
– Раз ты меня об этом спрашиваешь, это, наверное, какая-то известная красавица.
Ханада… Ты уже слышала это имя из уст Андзю. Одноклассника, с которым Каору в детские годы сооружал дом из картона, звали Ханада.
– Это Фумио Цубаки. Дочь Каору.
От этих слов глаза Ханады увеличились вдвое и он издал хриплый возглас восторга. Да, похоже, это тот самый Ханада. Интересно, чем он сейчас занимается, этот Ханада, которого никто особенно не любил, а Мамору так и вовсе презирал?
– Каору? Вот интересно, где он пропадает.
В его какой-то детской манере разговора ты уловила дружеское расположение и догадалась, что Каору и Ханада продолжали общаться и после того, как выросли из картонного домика.
– Тебя, значит, Фумио зовут. Ищешь отца?
Ты молча кивнула, а Ханада, будто и не собираясь ничего сообщать и ни к кому не обращаясь, сказал:
– С ним много чего приключалось, только теперь это все легендами стало.
– А что случилось с папой?
В ответ на твой, как всегда, прямой вопрос Ханада пробормотал, хихикая:
– Много будешь знать – скоро состаришься. – И хотя никто ему не предлагал, сел за их столик и сказал официанту: – Эй, принеси-ка самого дорогого вина.
Андзю решила познакомить тебя с Ханадой, чтобы тот рассказал о Каору, когда ему было столько же лет, сколько Куродо, страдавшему от неразделенной любви. Тебе все в Ханаде не понравилось: его манера говорить, его одежда, запах его одеколона и то, как он заказывал блюда в ресторане. С серьезным видом он заявил:
– Самое дорогое значит самое вкусное.
Ты была в шоке.
Когда он отошел в туалет, ты поделилась с Андзю:
– Он мне не нравится.
Андзю отшутилась:
– Это потому что у тебя есть зрение. Не старайся полюбить его. Но каким бы неприятным ни был человек, в его жизни есть мгновения, когда он начинает сиять. Так что потерпи. Скоро появится сияние.
– У него что, привычка снимать парик в минуты возбуждения?
Но Ханада так и не засиял. Да, он рассказывал о том, что помнил, но в его памяти сохранились лишь обрывки событий, никак не связанные между собой.
– Каору любил спагетти с икрой кефали и студень из костного мозга. Они часто обсуждали баб вместе с поваром этого ресторана. Одна ирландка, работавшая в топлес-баре, положила глаз на Каору, а у него и без нее баб хватало. В драках он был слабаком, но умел так повернуть дело, что всегда выходил сухим из воды. Мы с ним часто играли в мяч. Он иногда бросал мяч по кривой. У него было развито чувство долга. Он пришел посмотреть мой первый поединок сумо. Когда мы встретились в Америке, он был какой-то потерянный. Сколько бы ни старался, вознаграждения обычно не получал. В этом мы с ним похожи, наверно. Все хорошее достается другим парням. Всегда выигрывал Мамору, а в проигрыше оказывался Каору. Но это все в прошлом. Мамору умер, а Каору пропал. Вот и сестричка Андзю не видит ничего. Но нашу связь с ним не разорвать. Времена меняются. Теперь приходит твое время, Фумио. Наследников создают. Мы подготовили сырье, а ты приготовь из него блюдо повкуснее.
Тебе волей-неволей приходилось слушать Ханаду, не понимая что к чему, но Андзю, кажется, удавалось найти в его словах – вне всякого контекста – некую причинно-следственную связь и нарисовать фон.
Раньше Ханада занимался сумо. И, по странному стечению обстоятельств, их с Каору связала крепкая дружба.
На прощанье Ханада обнял Андзю за плечи, пожал тебе руку и сказал, протягивая визитку.
– Я однажды спас твоего отца, а он спас меня. В благодарность за то, что он спас меня, я хочу помочь тебе, его дочери. Так что если понадобится, звони.
– Что понадобится? – без всякого интереса переспросила ты Ханаду.
– Мало ли, пристанет какой урод или угрожать кто будет. Ты молодая, красивая, можешь попасть в какую-нибудь передрягу. А я помогу тебе. Знаешь слово такое – долг?
– Слышала.
– Вот и хорошо.
На визитке было каллиграфически выведено черной тушью «Киси Ханада, глава группировки Ханада» и от руки приписан номер мобильного телефона.
Ты посмотрела вслед Ханаде, который укатил на ярко-красном «мерсе», и спросила у Андзю:
– Он якудза?
Андзю ответила:
– Старой закалки.
– Почему он так много места занимает?
– По-моему, он еще сильно похудел. Когда он выступал, то вообще походил на самосвал, доверху груженный гравием.