Потом мыло запахло свежими апельсинами, и оказалось, что я уже не в нашем бостонском особняке, а в пляжном домике в Ки-Уэст. Вот сейчас выйду из ванной, а в постели меня ждет мой высокий, стройный муж, завернутый в белые прохладные простыни.

Апельсины, которыми он меня кормил. Обещание рая.

Вкус моей боли.

Вместо воды из душа вдруг посыпались таблетки. Сотни, тысячи продолговатых таблеток. Гидрокодон. Мои бесценные обезболивающие вернулись ко мне. Разумеется, вместе с оранжевыми флаконами.

Обещание рая.

Вкус моей боли.

Я упала на колени, прямо на кафель, и покорно скрылась под горой таблеток.

* * *

Тут я проснулась. Рывком. Глаза сразу ослепли от яркого верхнего света. Я зажмурилась, чувствуя, как в груди колотится сердце. Джастин стоял перед дверью и смотрел на меня. Наверное, обернулся на шум.

– Ты как?

Забавный вопрос. От человека, чье лицо выглядело как отбивная, а один глаз полностью заплыл.

– Где Эшлин? – спросила я.

– Наверху, спит.

Я пристально посмотрела на мужа. Он снова проверил и кивнул, подтверждая, что дочь действительно спит, а не умело притворяется, как недавно.

Я встала, подошла к стальному умывальнику и попыталась набрать глоток воды.

– Почему напор такой слабый? – обратилась я к мужу, чтобы нарушить молчание.

– Здание большое. Водопроводная система сложная. Более эффективное оборудование обошлось бы дороже. Но кому оно надо? – Джастин пожал плечами. – У заключенных времени хоть отбавляй.

Он подошел ко мне и погладил по шее, как раньше.

– Мне снился душ, – тихо сказала я. – Бесконечная горячая вода и мыло.

Джастин улыбнулся.

– От меня так разит?

– Не хуже, чем от меня.

– Скоро все закончится, Либби. Завтра в это время будешь мыться, как захочешь.

Так хотелось поверить ему. Поддаться утешению. И все же…

– Тебе бы тоже поспать, – заметила я. – Сил набраться.

– Пробовал. Нары слишком узкие. А может, стены.

– Никак к ним не привыкнешь?

– Нет. Я их только возвожу. Мне нужен простор.

Действительно. Джастин не мог без открытого неба над головой. Ни снег, ни дождь его не смущали.

– А Эшлин так и не вставала? – спросила я.

– Спала, как ребенок, – сказал муж и только потом понял иронию своего ответа.

Он скривил лицо и отошел назад.

Я отвела глаза в сторону. Если матери было нелегко принять то, что ее несовершеннолетняя дочь занималась сексом, отцу – тем более. Особенно такому, как Джастин. Он с самого рождения Эшлин холил и лелеял ее. Свою маленькую девочку. Папину принцессу.

Я представить себе не могла, что раздирало его сильнее: ужас или оскорбление.

– Ты знала? – спросил он приглушенным голосом. – Хотя бы подозревала?

Я помотала головой.

– Может, она упоминала какого-нибудь мальчика? Дольше гуляла, покупала новую одежду… Или что там делают девочки, когда влюбляются?

– Что ты сделаешь, Джастин? Возьмешься за ружье?

– Не исключено!

– Я не знала.

– Но…

– А ты? – спокойно перебила я. – Ты ее отец. Ты что-нибудь подозревал?

Он нахмурился и смущенно переступил с ноги на ногу.

– Нет, конечно. Но отцы… Нам такое не понять. Мы же по-другому смотрим на дочерей.

– Как зовут ее лучшую подружку?

– Линда.

– Линдси.

– Линдси… Ну, немного ошибся.

– Правда? – Я пожала плечами. – Эшлин пятнадцать. Последние полгода она шпионила за нами, потому что мы перестали с ней разговаривать. Она одинока, ранима, а мы… мы забыли про нее. И под «мы» я имею в виду нас с тобой, Джастин. Ты тоже ее родитель.

Мужу такая критика пришлась не по вкусу. Его недовольство было видно по напрягшимся желвакам. Однако он не стал возражать, а в своих лучших традициях перешел в наступление.

– А когда ты подсела на таблетки?

– А когда ты стал мне изменять? – невозмутимо спросила я.

– Не надо приплетать левые аргументы. Забота об Эшлин – твоя главная обязанность, твоя работа, и ты это знаешь. А последние полгода ты была на работе в неадекватном состоянии.

– Ну да, лучше бы я в обед развлекалась в отелях. Ты уверен, что хочешь выяснить, кто из нас больше дров наломал?

– Либби, ты сама поставила вопрос ребром. Ты потребовала объяснения…

– Я поймала тебя только раз. Явно были и другие…

– По-моему, я имею право знать. У тебя есть дилер? Ты приглашаешь преступников к нам домой? Может, кто-то из них соблазнил Эшлин. Может, кто-то из них знает Мика, Зеда или Радара.

У меня отвисла челюсть. Внутри закипал гнев. Захотелось крикнуть, чтобы муж не молол ерунды. Я получала наркотики честным путем: врала каждому медику, у которого были рецептурные бланки. Но из меня полезло другое:

– СПИД, герпес, сифилис, гонорея. Ты приглашал их к нам домой? Шантаж, драма, вымогательство. Может, одна из твоих любовниц знает Мика, Зеда или Радара?

– Либби…

– Джастин! Так не пойдет. Ты предал мое доверие. Причем не раз. По-твоему, это нормально? Ты попросил прощения. И что, я должна все забыть? Я не знаю, как. Я любила тебя, Джастин. Ты был мне не просто мужем, а целой семьей. Только мой отец никак не мог надеть шлем, мама – бросить курить, а ты – удержаться в штанах. Меня подвели они, потом – ты, и я не знаю, как восстановиться на этот раз. Конечно, я подсела на таблетки. Потому что, хоть ты и раскаиваешься, мне все равно… больно.

– То есть виноват я? – спросил Джастин с каменным выражением на избитом лице. – Ты наркоманка, а виноват я?

– Я этого не говорила.

– А ты не думала, что я спал с той девчонкой по твоей вине?

Я отвела глаза. Не выдержала. Хотелось выйти. Из этой адской камеры, из этого разговора. И вообще из этой жизни. Чем и объяснялась вся история с обезболивающими.

– Не думала, что сама толкнула меня на измену? – безжалостно продолжал Джастин. – Что, если бы ты выглядела или вела себя по-другому, или была бы посмелее в спальне, я бы никогда не пошел налево?

– Перестань! – Я закрыла уши руками.

– Я люблю тебя, Либби. Я никогда не любил ее.

– Но ты отдался ей. Забрал у меня частицу себя и отдал ей.

– Хочешь знать почему?

– Нет, – сказала я, желая услышать ответ.