Баженов вытащил патроны, сунул в карман. Посмотрел стволы на свет. Стреляли только из одного, пороховая гарь осела на стенках мелкой черной сажей, другой сиял зеркальным блеском. Он снова щелкнул замками и поставил ружье на пол, прислонив к столу.

— Давай поподробнее. Мне нужно знать все. Валерий вскочил:

— По пути расскажу. Пошли скорее! Ей надо помочь.

Шериф не двинулся с места. Он обвел всех, кто собрался в ординаторской, тяжелым взглядом, не торопясь достал сигарету, закурил.

— Суета до добра не доводит. — Он выпустил дым в потолок. — Сначала я хочу узнать, что случилось.

— Кирилл, ты не понимаешь! Нет времени болтать! Она, может, лежит сейчас там и умирает… Баженов глубоко затянулся:

— Я бы на ее месте так и поступил. Расскажи, что у вас стряслось? Потом пойдем. Пинт встал со стула:

— Знаете, это переходит всякие границы! Человеку требуется помощь! Вы тут пока побеседуйте, а я пойду. У меня тоже есть свой профессиональный долг.

Баженов даже не оглянулся на него:

— Иди, док, если знаешь куда. Прогуляйся по городу, заглядывай в каждый дом и у всех спрашивай: «Это не у вас тут женщину подстрелили?»

Пинт растерянно посмотрел на Тамбовцева:

— Валентин Николаевич! Вы пойдете со мной? Тамбовцев пожал плечами и выпятил подбородок в сторону Шерифа, словно хотел сказать: «Он тут главный».

— Хорошо. — Пинт обратился к Ружецкому: — Покажите мне дорогу.

Странно, но Ружецкий, еще полминуты назад призывавший всех немедленно бежать к раненой жене, теперь как-то сник. Он перестал метаться по ординаторской и сел на табурет.

— Послушай, док. Это проще всего — броситься в темную комнату, не зная, что тебя там ожидает. Некоторые даже называют это героизмом. Но я не хочу лишних трупов. Если убьют тебя или меня, никому от этого легче не станет, поверь. Так что посиди спокойно пять минут. Там видно будет. Рассказывай, Валера. Ничего не утаивай — ты же видишь, тут все свои. Все хотят тебе помочь. Даже наш новый док, Оскар Карлович Пинт. — Баженов картинно повел рукой.

Пинт понял, что спорить с Шерифом бесполезно. Кроме того, в его словах был какой-то резон, хотя эти пять минут могли бы решить многое.

— Я… проснулся, — начал Ружецкий. — Ну, поспал маленько днем… Устал что-то…

— Не оправдывайся, Валера. Продолжай, — подбодрил его Шериф.

— Ну… Знаешь, мне показалось, что из комнаты Ирины доносятся какие-то… странные звуки. Такие, словно у нее кто-то там… был… Ну, ты понимаешь, о чем я говорю…

Шериф кивнул, мол, все нормально. Я понимаю.

— Я… взял ружье… Зарядил двумя патронами: один ствол — картечью, а второй — крупной дробью…

— Четыре нуля, если не ошибаюсь? — уточнил Шериф и повернулся к Пинту: — Такой волка валят. Наповал, — пояснил он и снова обратился к Ружецкому: — Ну-ну.

— Да, четыре нуля. Дверь пришлось выломать. Я стучал — они не открывали.

— Так.

— Я… Взломал дверь, и… Она действительно была не одна.

— Кто был с ней, Валера?

— Не знаю, он не из наших. Маленького роста, очень маленького… Но… Впечатление такое, что я его где-то видел. Он прятался за Ирину…

— И ты в нее выстрелил? — совершенно бесстрастно, словно речь шла о чем-то привычном, спросил Баженов.

— Нет. Я не хотел стрелять. Я не знаю, как это получилось. Она вдруг… сама пошла на меня. Она словно… спала. Ничего не слышала и не видела. А потом… Кирилл, я не знаю, как это получилось… Она схватила ружье…

— Как схватила? — перебил его Шериф.

— Ну… — Ружецкий показал, как это было. — Примерно так. Двумя руками, за стволы.

— В каком месте?

Ружецкий потянулся к ружью, послышался строгий окрик Шерифа:

— Не трогай! Просто покажи.

— Вот здесь. — Ружецкий ткнул пальцем в дульный срез ружья.

— Так. Хорошо. Что дальше?

— Дальше? Не знаю. Зачем она это сделала? Она пригнула ружье и уперла его себе в живот…

— Вплотную?

— Да. Да, вплотную. И потом… — Лицо Ружецкого запрыгало, из глаз полились слезы.

— Успокойся, — подбодрил его Баженов. — Дальше-то что?

— Она… она сама дернула ружье на себя. Очень неожиданно. Я… не хотел. Оно выстрелило.

— Понятно. А этот? Ты ведь хотел убить его, правда? Слезы Ружецкого мгновенно высохли, глаза сверкнули:

— Да. Я стрелял в него, но… Патрон дал осечку. Два раза.

— И куда он делся? Ружецкий развел руками:

— Не знаю. Ушел.

— Куда ушел, ты не видел? — Это прозвучало скорее не как вопрос, а как утверждение. Ружецкий помотал головой.

— Понятно, — еще раз сказал Шериф, встал и взял полотенце, висевшее на крючке рядом с раковиной. В его движениях не было никакой спешки. Он стал тщательно протирать ружье, за исключением того места, где его касалась Ирина.

— Что ты делаешь? — спросил Ружецкий. Шериф пропустил вопрос мимо ушей.

— Ну что, док? По коням. Вот теперь пора. Надо осмотреть место происшествия, может, удастся понять, кто этот е…ливый лилипут и куда он делся. До ближайшего жилья— двадцать километров. Нам надо поймать его, пока он не скрылся. Попрошу всех присутствующих хорошенько запомнить то, что я скажу. — Шериф набрал полную грудь воздуха. Он говорил и по очереди смотрел каждому в глаза, словно хотел убедиться, что до всех правильно доходит смысл его слов. — В дом граждан Ружецких проник опасный преступник. Он изнасиловал Ирину Николаевну Ружецкую и убил. — Услышав «убил», Ружецкий попытался что-то вставить, но Шериф жестом остановил его. — УБИЛ ее выстрелом из ружья, принадлежащего хозяину дома. Затем он попытался убить самого Валерия Семеновича Ружецкого, но патрон дал осечку. Сейчас преступник пытается скрыться. Наша задача — найти и обезвредить его как можно быстрее. Вопросы?

— Но… Ведь стрелял не он? Против него нет никаких улик. На ружье не найдут его отпечатков, — возразил Пинт. Он обернулся к Тамбовцеву, словно хотел сказать: «Что за околесицу несет Шериф?»

Баженов удовлетворенно кивнул. Он ждал этого вопроса.

— Поэтому нам надо взять его как можно быстрее. Тогда отпечатки будут.

Ружецкий неподвижно сидел на табурете, уставившись в одну точку. Тамбовцев покряхтел, встал из-за стола и направился к вешалке за пиджаком.

Пинт смотрел на них и не мог понять, кто здесь безумен? Он или они?

— Можно вас на два слова, Шериф? — Пожалуйста.

— Выйдем в коридор.

— Конечно. — Баженов потрепал по плечу Ружецкого: — Все нормально, Валера. Хочешь, оставайся здесь, мы сами сходим к тебе домой.