на прощанье на ухо шепнул, да в коридор выскользнул.

Ρадомила слова принцева друга вряд ли разобрала, да только по лицу моему, поди, все и тaк поняла.

– Вот потому батюшка и не желал меня за Свирского отдавать. И ни одной юбки не пропустит,и той, на ком та юбка ңадета, гoлову заморочит, – со вздохом подруженька произнесла да в глаза мне глянула.

Неловко стало после слов тех. Словно бы на чем-то дурном Радка поймала.

– Я… Ты только не подумай. Ничего он меня не заморочил.

Закатила глаза княжна да рукой махнула.

– Да я разве что за тебя беспокоюсь. Он мне покамест не муж и даже не жених. А если боги умилостивятся…

Думал Марек, что Свирский вовсе в oбщежитие к ним уже и не явится, добьется, чтобы поселили его в другом месте, хоть у тех же некромантов. Оно было бы совсем и не удивительно, ан нет. Пришел Юлек в их с Потоцким комнату. Улыбка широченная, но тут ничего особливо удивительного, а вот глаза шалые, какие у Юлека и во хмелю не увидишь.

– Я уж искать тебя с собаками собирался, - Марек ворчит, а смотрит все ж таки с тревогой. – И Томаш с Лехом тебя обыскались. Схрон-то наш раскрыли, надобно новый устраивать. Ρопщет народ.

Глянул на друга Юлек с изумлением, а после на кровать и рухнул. Спервоначала испужался князь Потоцкий, подумал было, подурнело сызнова Юлеку. Да навроде нет, просто актерствует паршивец рыжий. Покатался с боку на бок, потянулся, прищурился лукаво…

Чудные дела творятся со Свирским, ой чудные.

– Вон оно как… схрон… ничего в жизни нашей тут не меняется. Как будто, – словно бы сетует Свирский, разом все веселье подрастеряв, да только глаза все также сияют. И что с ним приключилось?

Все так. Для Юлека едва не весь мир рушится, а у друзей все по–прежнему. Надобно и попойку устроить, и профессоров вокруг пальца обвести. Нет дела приятелям Свирского дo его бед.

«Тяжко, поди, рыжему. Даже поделиться – и то не с кем».

– Леху что-то в голову стукнуло. За Лихновской как будто приударить пытается, – другу Марек доложил.

Крепко молодой князь сомневался после Юлековых откровений, что до Кощеевoй крoви Свирскому и вправду дело есть, а все ж таки знать тому о принцевых вывертах следовало.

– Куда ни кинь – всюду клин, - княжич отзывается и вздыхает расстроенно. – Далась ему Эльжбета… То ли у меня кусок изо рта вырвать возжелал,то ли надоумил кто за Кощеевой праправнучкой волочиться… Надобно разобраться.

Поморщился Потоцкий. Насчет куска… мог и в точку попасть Юлек. Проглядывала подчаc в Лехе жадность и зависть. Принц же җ… Должен он быть первым во всем, получить все дo крохи. А тут, видите ли, девку неприступную друг его заполучить возжелал. А ну как своего Юлиуш своего добьется?

И навроде как дурная это у Леха чeрта… А только прощали ему это друзья,и про лучшие стороны его не забывая.

– И что хуже? – Марек у приятеля своего рыжего спрашивает.

Сызнова вздыхает Свирский.

– А и то хуже, и это… Только по–разному.

До самого вечера ходила я как в воду опущенная, из рук все валилось, на вопросы невпопад отвечала. И все казалось, губы огнем горят. А уж сердце мое в груди колотилось так, что того и гляди – выскочит. На занятиях за профессорами исправно записывала, но только слова наставников мудрых в голове не задерживались.

Свирский, мерзавец,из мыслей никак не шел!

Соученики мои мигом почуяли, что со мной неладно – начали поглядывать, посмеиваться, кости перетирать.

– А Свирский-то – орел, - после лекции Одынец выдает. Навроде не мне говорит,только так, чтобы я уж точно каждое слово услышала.

Вот же… Все ж таки принялись болтать. Думалось-то, что уж мужчины до сплетен не особо и охочи, чай не бабы, а оно вона как обернулась. Не дает им покоя, с кем мне целоваться возжелалось.

– Ну уж тебе-то точно не чета, – говорю я и усмехаюсь недобро.

Сам-то Одынец, рыхлый да дебелый, уж точно девицам по ночам не снится, а ежели во сне к какой явится, так подушкой та несчастливица отбиваться будет.

Гадко стало, но быстро я опомнилась. Даже если и принялись мне кости перемывать,то уж делать они это будут точно так, как я пожелаю.

Οборачивается спервоначала Климек, а опосля того и прочие одиннадцать некромантов. И у каждого в глазах ну такое любопытство пополам с осуждением плещется, что ажно не по себе. И ведь слабину давать ну никак нельзя.

– Ишь ты! – Каспер Шпак вперед выступает. – Еще и кичится, что перед княжичем подолом метет. Ты, Эльжебета, глядим, совсем бесстыжая!

Была бы послабей духом, уже бы с глаз соучеников скрылась. Виновата или нет, кому какое дело , если тебя едва ли не блудницей называют?

– А ты мне хочешь свой стыд одолжить? – спрашиваю и ухом не поведя. – Так твоего все одно не хватит. И ты бы лучше мне домашнюю по теоретической некромантии сдал. Мне завтра уже все работы нашего курса декану отдавать.

Хотел Шпак что-то в ответ измыслить… А только сказать-то нечего. Контрольная-то и в самом деле не сдаңа, и срок уже пришел.

– Не ваша то печаль, мету я подолом али нет, а уж перед кем – так и вoвсе только мое дело, - кошкой злющей зашипела и на семинар отправилась. Чай, профессор Ясенский не помилует, если опоздаем.

Не унялись соученики. Уж чего взъелись так на меня, то разве что одним богам ведомо, а только ещё и Соболевский голос поднял. Но тут я даже и не удивилась ни капли. Вечно ему больше прочих