– Вот как…

– Я ничего не понимаю, Алла Гурьевна! – вскочив с места, профессор принялся мерить шагами небольшой кабинет, размахивая сухонькими ручками. – Как она могла так ошибиться? Ну ладно, с одной больной, но чтобы с двумя?! И вы выбрали их по принципу…

– Методом тыка я их выбрала, – вставила Алла. – Не самый научный метод, но я предполагала, что он сработает.

– Но как вы могли быть уверены… Погодите, вы что, знали, что никакого рака у них нет?

– Не знала, только предполагала.

– Но почему?!

– На самом деле, это ваши слова впервые заронили зерно сомнения, Геворг Вазгенович.

– Мои?

– Ну, вы же выразили сомнение в методах Инги, верно? И тем самым заставили меня, профана, задуматься.

– Но я ведь не с вами разговаривал…

– Верно, с моим коллегой. Помните, он записывал вашу беседу на диктофон?

– Ну да, кажется… А я решил, что меня сочли ретроградом, не признающим новых методов в медицинской науке! На самом деле, я только «за», но ведь пациенты – не подопытные мыши, а люди, и испытывать на них экспериментальные виды терапии следует с большой осторожностью! Необходимо знать, что препараты эффективны хотя бы на шестьдесят процентов, ведь пятьдесят на пятьдесят – весьма сомнительная пропорция… Но как вы, черт подери, догадались?

– О, это долго рассказывать, профессор! Да и не время, ведь нужно выяснить, каким образом Цибулис до сих пор удавалось водить всех за нос.

– Кто-то ведь поставляет ей пациентов, так? – неожиданно пробормотал Гаспарян. – Если она принимает не всех, значит…

– Блестяще, профессор! – воскликнула Алла. – Не хотите у нас поработать, в Комитете?

– Вы уже пришли к этому выводу? Ну, конечно, после того, что вы мне рассказали, любой бы… А мое место меня вполне устраивает, кстати! Не откажете в любезности? Я ведь пошел вам навстречу…

– Просите что угодно, Геворг Вазгенович!

– Хочу знать, чем дело кончится! Не из новостей – они все перевирают. Я бы предпочел получить информацию из первых рук.

– И имеете полное право на это рассчитывать, – согласилась Алла. – Обещаю, как только дело завершится, я приеду сюда и все расскажу.

– Ну уж нет, только не сюда! – замахал руками профессор. – Ради такого случая я приглашу вас на обед. Вы когда-нибудь пробовали настоящую армянскую долму?

От Гаспаряна Алла вышла в хорошем настроении, и не только потому, что ей пообещали вкусный обед: теперь она была уверена в своей правоте и точно знала, как действовать. Не хватало самой малости – доказательства того, что Инга причастна к гибели Ольги Далмановой.

Зазвонил телефон, и Алла схватилась за него в надежде, что это Белкин, которого она попросила кое-что выяснить. Однако это оказался Мономах. Их беседа была короткой, и она тут же набрала номер Шеина.

– Антон, вы забрали у Никифорова улики по делу Далмановой? – не здороваясь, выпалила она.

– Н-нет… вы не давали такого распоряжения, Алла Гурьевна…

– Срочно – к Никифорову, просто СРОЧНО! – закричала она. – Пока он не успел «закопать» что-нибудь важное!

– Но что там может быть важного, не пойму! Телефона в Ольгиных вещах не было, только сумочка да косметичка…

– Вот-вот, косметичка! – оборвала опера Алла. – В особенности меня интересует помада.

– Что, простите?

– Среди вещей Ольги должна быть помада. Скорее всего, она в косметичке.

– Но… почему помада?

– Звонил Князев. У Далмановой был бойфренд, который ездил в Гонконг и привозил ей оттуда всякие «примочки» из области техники и компьютеров. Князев сказал, что видел у ее сестры флешку в виде тюбика помады. То есть это и в самом деле помада – с одной стороны. А с другой, если нажать на пимпочку внизу, выскакивает флешка!

– Так вы считаете, что…

– Убийца стащил ее телефон: скорее всего, он думал, что в нем есть что-то ценное. А что, если ценное было на помаде-флешке, он ведь понятия не имел, что она – трансформер!

– Я сейчас же еду к Никифорову!

* * *

– Ты серьезно? – недоверчиво приподнял косматые брови Гурнов. – Хочешь на старости лет папашей заделаться?

– У меня есть Темка, забыл?

– Да нет, это ты забыл о сыне, по-моему!

– Я не собираюсь заменять парню отца, я лишь хочу помочь. Ему остался год до окончания школы, а потом он станет самостоятельным и сможет делать, что захочет! Ему грозит детдом, так как других родственников, кроме сестры, нет. Ты хотя бы представляешь, каково это – в семнадцать лет загреметь в «систему»?! А он ведь не в обычной школе учится, а в физико-математическом лицее, и у него может быть неплохое будущее, если он его закончит и поступит в институт. Ему нужен опекун, я вовсе не намерен его усыновлять!

– Ну, а что Артем об этом думает? – поинтересовался Иван. – Ты с ним-то обсудил свою сумасшедшую идею?

– Разумеется, он не против.

– Ну, дела… Что ж, если ты уверен, дерзай – благословляю, сын мой!

– Спасибо, батюшка! – криво усмехнулся Мономах.

– Накатим? – предложил патолог и потянулся за коньяком.

– Не сегодня.

– А че так – дети дома ждут, кушать просят?

– Типа того. Если начистоту, я побаиваюсь, как бы Денис не натворил чего в мое отсутствие!

– Он же в школе!

– Какая школа, шутишь? Его разыскивают и органы, и какой-то бандит – разве я могу не волноваться?!

– Постой, ты что, не сказал Сурковой, что пацан у тебя?

– Я счел это преждевременным. Пусть сначала найдут настоящего преступника, а то «закатают» мальчишку ни за что, ни про что…

– Ну, может, и правильно, – вздохнул Гурнов. – Тогда кофейку?

Выпив пару чашек кофе, Мономах отправился домой. День выдался длинный и тяжелый, так что по дороге он мечтал лишь о горячем душе и теплой постели. И еще самую малость о жареной баранине в соевом соусе, которую накануне сварганил Сархат, вычитавший рецепт в Инернете.

Когда до Пудости оставалось всего несколько километров, Мономах свернул на проселочную дорогу. Это был его обычный путь: чтобы не упереться в пробку, которая непременно образовывалась к этому времени, он предпочитал делать крюк по проселку. В середине дождливой осени песчано-земляной тракт превращался в расхлябанное болото, однако сейчас почва подсохла, и проселочная дорога казалась довольно приятной, если не считать ухабов и выбоин, которые никто и не думал засыпать.

Вывернув из-за густых кустов, покрытых тонкой, но плотной зеленой дымкой, Мономах сразу же увидел автомобиль. Два задних колеса находились на тракте, а передние съехали вниз, в небольшой овражек. Рядом с дверцей валялся белый плюшевый медвежонок – скорее всего, внутри дети или хотя бы один ребенок. Притормозив, Мономах вышел из авто. Странно, что машину развернуло буквально на ровном месте – может, за рулем неопытная мамаша, отвлекшаяся на какую-то шалость ребенка и потому потерявшая управление? Стекла в джипе были затемнены и разглядеть что-то внутри на расстоянии Мономах не мог. Поэтому он подошел к машине и, пригнувшись, попытался заглянуть в салон. А потом его голова как будто взорвалась.