Мерсийе — жанр гораздо менее распространенный. Это поэма элегическая вообще, поэма оплакивания покойного в особенности. Месневи более популярна, эта поэма — многообразной тематики: мистической, эпической, романтической и пр. Ее специфика состоит в том, что каждый стих представляет собой одну полную грамматическую фразу, а полустишия между собой рифмуются. В XIII–XIV веках месневи у поэтов и любителей поэзии — в большой чести, но затем интерес к ней явно утрачивается.

Эта ученая поэзия чем дальше, тем больше расходится с поэзией народной. Образованный слой третирует ее как низкий жанр, в чем следует примеру, который подается сверху. Султаны (такие, как Селим I и Сулейман Великолепный), выступая в роли стихотворцев, всегда следуют «классическим» образцам и тем самым укрепляют позиции ученой литературы. К тому же поэты, живущие на счет султанской казны, все как один представляют именно ученую, «классическую» литературу.

Самые большие имена в эпоху Сулеймана Великолепного — это Баки и Фузули. Но Фузули, автор прежде всего турецкой версии знаменитой поэмы Лейли и Меджнун, родился и умер (1494–1556) в Багдаде. Получая пенсию от султана, он тем не менее отказался покинуть свой родной город и переехать в Стамбул. Хотя он, таким образом, остался вроде бы «провинциальным» поэтом, его репутация исключительно высока. Зато Баки (1526–1600) — уроженец Стамбула и чистый стамбулиот. Сын муэдзина, он смог, несмотря на свое скромное происхождение, получить образование, очаровать своим талантом поэта Зати (ум. 1546), а затем и султана Сулеймана, которому он посвятил касыду после его победоносного возвращения из персидского похода. Блестящий ум, широко образованный, с легкостью и изяществом владеющий литературным «ученым» языком, Баки пользовался исключительно высокой для своего времени поэтической репутацией. Можно, впрочем, поставить под сомнение искренность мистических чувств, которыми проникнуты его поэмы, — слишком известна его погруженность в плотские наслаждения, особенно пристрастие к вину и любовь к молоденьким мальчикам, что заставляет усматривать двойной смысл во многих его стихах.

Другие поэты XVI века ценятся менее высоко. Достойны, впрочем, упоминания Ревани (ум. 1523), автор Ишретнаме («Книги празднеств»), в которой он славит радости жизни; Зати (ум. 1546) и Хаяти (ум. 1556). Хаяти был соперником Баки, причем некоторые ставят его даже выше «султана поэтов».

В XVII веке поэты следуют той же литературной традиции. Наиболее выдающиеся среди них: шейх-уль-ислам Яхья (ум. 1643), автор мистико-эротических газелей, признаваемый общественным мнением в качестве преемника Баки; Неф’и (ум. 1635), наиболее, пожалуй, крупный из поэтов своего времени, знаменитый своим острым умом и не менее острым языком. За свои эпиграммы (иногда только устные) против высоких персон и за отказ отречься от написанного и сказанного он по повелению султана Мурада IV был предан смерти. В свое время Неф’и был лучшим автором касыд, в форме которых он сочинял панегирики, посвященные прославлению, в частности, и самого себя. Последний крупный поэт XVII столетия, Юсуф Наби, был другом великого визиря Кара Мустафа-паши и проявил себя как самый верный сторонник персидской литературной традиции.

На «ученом», причудливом языке слагаются не только стихи. Проза также в почете, причем большим читательским спросом (то есть относительно большим) пользуются исторические сочинения, или, точнее, хроники. Их авторы, вообще говоря, довольствуются изложением событий прошлого, выделяя из них подвиги, свидетельствующие о величии государей из османской династии: иными словами, перед читателем предстает не столько история в собственном смысле слова, сколько официальная историография. Перечислим главных представителей этого направления в XVI веке: Кемаль-пашазаде (ум. 1535), выходец из семьи военного, написавший Теварих-и Ал-и Осман («Хроники османской династии»), персонажи которой служат предлогом для литературных упражнений автора в области риторики и создания гиперболических образов; Са’ди, сын прозелита, автор Селимнаме («Книги Селима»), написанной в честь Селима I; Джемали (ум. 1550), шейх-уль-ислам и преподаватель, достойный продолжатель дела старых хронистов; Люутфи (ум. 1569), пресным, невыразительным языком рассуждающий в своей Асафнаме о функциях великого визиря; и, наконец, Саадеддин (Са’д эд-дин, ум. 1559), перс по происхождению, что не помешало ему стать в Стамбуле наставником будущего султана Мурада III. Мурад III по восшествии на престол осыпал милостями своего бывшего воспитателя, который, к слову сказать, остался в фаворе и при его преемнике. Са’д эд-дин составил Тадж уттеварих («Корону историй»), представляющую собой один из главных литературных памятников эпохи, но написанную донельзя вычурным языком — чрезмерные заимствования из арабского и персидского языков заставляют забыть, что язык этот — турецкий.

В XVII веке историография также отмечена несколькими яркими именами: это Кочибей (ум. ок. 1650), автор ценного исторического труда; ’Али (ум. 1600), крупный чиновник, занимавший видные посты как в провинциях, так и в столице; его основное сочинение Кюнх аль-ахбар («Сущность новостей»), своего рода всемирная история, особенно полезна при изучении событий XVI века, поскольку автор смог опереться на документы и попытался написать историю, настолько близкую к отражаемой ею действительности, насколько это только возможно, проявляя при этом незаурядный критический дар. Попытка ’Али была продолжена двумя выдающимися историками. Первый из них — Хезарфен (ум. 1691), большой эрудит, поддерживавший отношения с французским востоковедом Антуаном Галаном, автором перевода «Тысячи и одной ночи». Хезарфен написал Всеобщую историю, в рамках которой впервые на турецком языке была изложена история Древней Греции, Древнего Рима и Византии.

Второй — На’има (ум. 1716) по праву признается величайшим османским историком изучаемой эпохи. К слову сказать, он был первым среди тех, кто занимал учрежденную во второй половине XVII века должность ваканювиса, то есть историографа. Его «Хроника» — первый пример исторического труда, включающего в себя не только изложение фактов, но и их трактовку. Обсуждение исторических событий и исторических персонажей завершается уже в заключении работы тем выводом, что Османская империя нуждается в реформах. Другие хронисты — Ибрахим Печеви, Селаники, Солакзаде — хотя историки и меньшего калибра, но все же представляющие определенный интерес.

За пределами поэзии и историографии имеются и другие исторические жанры, также отмеченные достойными именами. В XVI веке османская экспансия в Европе, Северной Африке и на Востоке сопровождалась возрождением интереса к работам по географии: на турецкий язык переводятся старые арабские труды Казвини, Ибн аль-Варди, Абу-ль-Фиды, а с персидского — отчет о путешествии в Китай Али Экбера Хитаи. Теперь турецкие авторы берут на себя труд написания географических трактатов, составляют на основе итальянских и португальских портуланов (компасных карт) свои собственные карты с описанием портов и берегов. Так, Пири Ре’ис (ум. 1554) публикует свою знаменитую Китаб-и бахрийе («Книгу моря»), замечательный труд по Средиземноморью, а Сеиди Али (ум. 1582) пишет Мухит («Океан»), курс по навигационной астрономии, содержащий также описания морей и берегов Индии, хорошо ему известных, так как там он сражался с португальцами. Он же составляет Мир'ат аль-Мамалик («Зеркало стран») — отчет о своем обратном путешествии из Индии в Константинополь. Другой географ, Маджар Али Ре’ис, публикует атлас Средиземноморья. Перевод под названием Тарих-и Хинд-и Гарби («История Западных Индий»), — перевод фрагмента, извлеченного из какого-то европейского труда по географии, — пущен в обращение в 1582 году. Можно, следовательно, констатировать попытку открыть для себя новую науку о новых странах.