Среди прочих прикладных искусств нужно выделить каллиграфию в качестве традиционного искусства у мусульман. В нем турки дошли до высот совершенства, причем лучшие их каллиграфы пользовались репутацией великих художников — приблизительно такой, какую имели на Западе выдающиеся живописцы. Миниатюра также знала период своего расцвета, хотя поле проявления творческого начала в ней было стеснено подражанием персидским образцам, которые считались каноническими. Тем не менее некоторые турецкие миниатюры XVI–XVII веков, особенно принадлежащие кисти таких художников, как Баба Наккаш, Нигяри (ум. 1572), Хусейн Бали и другие, по праву считаются шедеврами.

Подводя итоговую черту под тем, что было сказано об интеллектуальной и художественной жизни в рассматриваемую эпоху, мы приходим к выводу: время Сулеймана Великолепного — это период замечательного подъема как литературы, так и в особенности художеств. Порыв продолжился и в начале XVII века, но затем наступает пора стагнации, когда на общем тусклом фоне выделяются лишь отдельные яркие имена — такие, как Кятиб Челеби и Эвлийя Челеби. Имеет место поразительное на первый взгляд совладение между этой стагнацией и ослаблением Империи в политическом и экономическом отношениях. Однако отмеченный феномен становится понятным, если во внимание принять следующие обстоятельства: в том мире, где меценатство является необходимым условием литературного или художественного творчества, политические смуты, произвольные конфискации имущества и, как их последствие, стремление утаить накопленные богатства, а главное, растущее безразличие вроде бы образованных людей ко всему, что относится к области культуры, — все это, взятое в совокупности, не может способствовать раскрытию и расцвету талантов, не может содействовать творческим поискам, которые без такого содействия обречены в лучшем случае на неудачу. Тщетно было бы искать в последние два десятилетия XVII века хотя бы только одно достойное произведение в области литературы (в широком смысле этого слова) или искусства: вдохновение иссякло, и классический период завершается самым плачевным образом, подобно теряющейся в песках пустыни реке. Период подъема, другими словами, не стал преддверием подлинного возрождения. Пора для такого, умственного и художественного, возрождения придет позднее. Однако наступит оно как результат усвоения идей, привнесенных с Запада, — именно они послужат источником как литературного ренессанса, пик которого будет достигнут только в XIX веке, так и, несколько ранее, блистательного ряда художественных достижений в стиле барокко и рококо. При этом слово однако в данном культурологическом контексте становится ключевым: однако не в своей национальной традиции турки отныне будут черпать вдохновение.

В том огромном человеческом сообществе, которое называется Стамбулом, дворец султана занимает поистине особое место. Прежде всего потому, что он служит резиденцией государю и правительству, но также и по той причине, что он представляет собой целый мир со своим населением и своими стражами, мир, надежно изолированный от мира внешнего. «Дворец Великого Господина, называемый также Сералем или Великой Портой, представляет собой в плане фигуру, близкую к треугольнику, две стороны которого выходят на море, а третья — на город. Он окружен высокой крепостной стеной со множеством башен и куртин, на которой всегда бодрствует стража из большого числа аджемогланов… В нем так много придворных и слуг, что ими можно было бы заселить целый город».

Дворцовый комплекс состоит из нескольких частей, каждая из которых четко отделена от прочих. В нескольких охватываемых ансамблем зданиях располагаются различные правительственные ведомства, сгруппированные вокруг первого и второго двора. Это — первая часть. Вторая включает в себя внутренний сераль (Сарай-и эндерун), который, в свою очередь, слагается из резиденции султана и его гарема; это — личное владение султана, и вход в него заказан всем, кроме членов свиты падишаха. «Первое, что видит прибывающий морем в Константинополь путешественник, это — Сераль Великого Господина. На него приятно смотреть, потому что он утопает в садах, расположенных по побережью и доходящих до самой кромки берега. Однако здание, с точки зрения архитектуры, ничем особенно не примечательно — оно слишком простовато, чтобы служить резиденцией для столь могущественного государя». Внутрь ограды дворца ведут монументальные врата (что к северу от Святой Софии), называемые Баб-и Хумаюн (Имперские Врата) — пройдя их, посетитель попадает в первый двор. Имперские Врата охраняются отрядом в 150 капыджи (привратников), несущих службу денно и нощно посменно и вооруженных «всего лишь небольшой тростью, которую всегда держат в руке». «На первом дворе оставляют своих лошадей те, кто прибыл по делам в Диван или в Сераль; над воротами первого двора сооружен киоск (или павильон) по повелению султана Мехмета II, где он проводил несколько часов каждый день, взирая на море и на город; его преемники велели этот павильон закрыть, и он с тех пор служил складом для тех вещей, что остались от своих прежних владельцев, потому что они не имели наследников, то есть перешли в собственность Великого Господина. Ныне этот киоск нашел себе другое применение: в нем размещена пробирная палата для монет, поступающих в казну. Рузнамеджи Эфенди, ответственный за качество монет, каждый день, когда проводится заседание Дивана, отправляется в эту палату, чтобы своими глазами увидеть эти монеты, а затем велеть взвесить их, заполнить ими мешки, мешки запечатать и отправить в хранилище, расположенное внизу этой палаты, за дверью, ведущей в сокровищницу… Рядом с этим имперским хранилищем находятся помещения для ичогланов и зулуффли балтажи (это санчасть, медпункт для обитателей дворца. — P.M.)… Слева от первых ворот — Зеб Хане (точнее, Джейхане — оружейный склад; речь идет о здании бывшей церкви Святой Ирины. — Р. М.) и прежнее хранилище монет». Примерно то же самое пишет и Дю Луар: «Слуги и лошади тех, кто прибывает по делам в Сераль, пропускаются сюда, но слугам предъявляются требования вести себя прилично и с должной скромностью — убирать конский навоз и не оставлять после себя отбросов и мусора, не ссориться между собой, не говорить слишком громко, не пускать без надобности лошадей в галоп. В случае несоблюдения этих правил виновные подвергаются наказанию палками, чтоб впредь соблюдали покой и порядок в резиденции государя».

Из первого во второй двор проходят еще через одни большие ворота — Ортакапы (срединные врата). Среди искусственно взращенной рощицы возвышаются здания правительственных учреждений: «По правую руку (от ворот) расположен особняк исполнителей правосудия — туда отправляют великих визирей и других знатных людей, которым предстоит казнь; под галереей, которая нависает вдоль той же стороны двора, видны двери кухонь, других служб и комнат для гостей (мусафир хане)… затем до третьих ворот расставлены караулы капыджибаши… С другой стороны, то есть по левую руку, виднеется здание казначейства, куда доставляются деньги на жалованье ополчению, и здание Дивана под двумя куполами, между которыми имеется киоск, или кабинет, откуда Его Высочество, оставаясь невидимым, наблюдает за заседаниями своего правительства сквозь жалюзи, опущенные над головой великого визиря. Канцелярия, где хранятся все правительственные постановления, находится между этим залом и дверью, ведущей в женское отделение Сераля, а через нее и в комнаты зулюфли балтаджи, то есть внутренней стражи». По словам Ла Мотрея, «второй двор очень приятен. Дорожки через него вымощены мрамором, остальное пространство занято зеленым газоном с деревьями и фонтанами. Двор обрамлен галереей, выдержанной в довольно хорошем архитектурном вкусе, но все же слишком низкой. Она зиждется на ряде прекрасных мраморных колонн». Между вторым и третьим дворами имеются еще одни ворота, именуемые Баб-и Сеадет (Врата счастья), которые дают доступ в частные покои Сераля, включающие в себя резиденцию султана и его гарем. Сразу же за этими воротами на третьем дворе находится небольшое квадратное здание под крышей с большим навесом, которое служит местом аудиенций, даваемых султаном: именно здесь он и принимает иностранных послов; отсюда и название павильона — Арз одасы (зал для приемов). Далее этого павильона могут пройти только те, кто входит в штат личной прислуги государя. По периметру третьего двора располагаются жилые помещения для обслуживающего персонала и здание личной казны султана. Наконец, на четвертый двор выходят окнами султанская резиденция и здания гарема. Украшением этого двора служат несколько павильонов (киосков) — например Багдадский киоск, Эриванский киоск. За этими зданиями до самого моря тянутся сады Сераля: «Со стороны порта, напротив Галаты, прямо на самой набережной выстроен невысокий павильон, или, как здесь говорится, киоск с прекрасной мраморной колоннадой, куда приходит Великий Господин насладиться свежим морским воздухом; здесь же он иногда садится на галиот, чтобы совершить морскую прогулку». Около этой набережной установлены артиллерийские батареи, чтобы воспретить проходящим мимо судам слишком приближаться к сералю. Ворота к этим батареям называются Топкапы («Пушечные ворота»), откуда происходит название и Сераля: Топкапысарай («дворец вблизи Пушечных ворот»). Не нужно смешивать их с другими, носящими то же имя, но расположенными рядом с Адрианопольскими, со стороны которых во время осады Адрианополя в 1453 году турки проделали брешь и через нее ворвались в город.