Прилагаю свою компенсационную расписку за октябрь 1935-го. Пожалуйста, обратите внимание на то, что никаких требований по суточному довольствию после 18 октября не предъявляется, на основании телеграммы министерства от 17 сентября. Я свяжусь с Вами по вопросу распродажи снаряжения экспедиции позднее, по получении всех необходимых данных. Работа над составлением отчета продолжается.

Кроме того, я хочу подтвердить получение письма доктора Брессмана от 17 сентября. С самыми добрыми пожеланиями.

Искренне Ваш,

Н. Р.

153

Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант и М. Лихтману

18 ноября 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 6

Родные наши З[ина], Фр[ансис] и М[орис], Ваш дух хотел, чтобы весточки Ваши от 29 октября дошли в памятный день 17 ноября[419]. Так и случилось. Вчера мы их и получили, читали и вместе с Вами радовались и горевали. Все Ваши сердечные зовы глубоко отозвались в нас, и мы посылали Вам те же мысли о самом лучшем, о светлом будущем. Давно сказано, что по гладкой поверхности к вершине не подойти. Сказано — благословенны камни, раздирающие обувь и помогающие восхождению. Так оно и есть. Но не подумайте, что можно назвать благословенными предателей. Именно предательство есть наихудшее, самогубительнейшее и мерзейшее преступление. Так о нем и сказано во всех Скрижалях и во всех Заветах. Все то, что Вы сообщаете во всех Ваших трех письмах, доказывает, что предательство уже вступило в область отвратительного безумия. Нужно быть осмотрительными, как при встрече с настоящими тиграми. Вы и сами это видите. Разве не поразителен факт, сообщенный Мор[исом] о портрете и разбитых стеклах? Наверное, Вы слышали к этому показательному эпизоду и еще какие-то продолжения. Темные силы всегда кончают взаимной потасовкой и уничтожением. Так же точно и «черная» и «белая» из трио[420], наверное, кончат потасовкой. Мужское письмо от трио, полученное З[иной], является документом, который нужно очень хранить. Ведь в нем выражена вся захватная политика; в нем сказано, что постановления [19]29 года ниспровергнуты. Но ведь никто из нас не дерзнет ниспровергать нашу Декларацию 1929 года — ведь это значило бы, что мы не признаем интересы нации и отказываемся от своего слова. Верным друзьям, как Флорент[ина], Стокс, Сторк, Косгр[эв] и др[угие], скажите и об этом. Но имейте и в этом вопросе следующую осторожность: ведь предатели завладели потемнившимся умом Г[алахада], таким образом, они для совершения разрушения через него могут добиться аннулирования нашей Декларации. Потому о всяких таких предметах нужна осмотрительность до времени, чтобы ничто не просочилось из Ваших действий в лоно предателей. Помните также и то, что до приведения в действие известного Вам постановления, которое было и Вами подписано, о восстановлении нас по окончании реорганизации, мы являемся формально посторонними людьми. Если это постановление не будет приведено в исполнение или просто будет ниспровергнуто большинством голосов насильников, то нам останется единственный путь — обвинять весь Борд Трэстис[421] в неисполнении постановления. Вы понимаете, какое деликатное положение возникнет, если мы будем поставлены в необходимость действовать против всего Совета Трэстис. Такое же деликатное положение возникает и при, казалось бы, простом вопросе о выдаче новой доверенности. Казалось бы, самым простым было выдать такую доверенность одному из Вас троих — это было бы вполне естественно. Но тем самым мы поставили бы это лицо под прямой удар. Ведь и без того белая дьяволица сидит на пороге Школы и щелкает зубами, такой же опасности подвергнется и Пресс, даже если бы мы выдали доверенность на имя Дэв[ида]. Вы уже знаете отношение к Циммерману. Идя дальше по нынешним обстоятельствам, и ему нельзя дать доверенность. Казалось бы, остается еще подходящий человек Гарт[ман], но, зная его истинное отношение к трио, жаль растратить эту силу и сделать его своим формальным представителем. Тогда он потеряет ценность голоса в своем Комитете. Ведь его формулы о предателях очень звонки и существенны. Значит, с величайшей осмотрительностью нужно поступить и в простом деле — выдаче доверенности. Конечно, Вы понимаете все эти соображения. Кто же мог быть тот, кто мог бы иметь эту доверенность, не вводя и Вас в какое-либо трудное положение? С Вашей точки зрения, какое же это могло быть лицо? Кроме того, нужна ли вообще эта доверенность — ведь в банке денег почти нет, а вести судебное дело на длинных расстояниях невозможно. Значит, не следует ли сейчас просто отнять доверенность — как видите, и об этом вопросе нужно очень и очень подумать. На эти соображения особенно наводит то обстоятельство, что Фр[ансис] пишет о письме, которое она случайно видела. Значит, омраченный человек находится с дьяволицей в переписке, и все возможности его положения могут быть предоставлены для каких-либо злокозненных действий. Наверное, Фр[ансис] во время своей поездки нащупала многое полезное. Здесь же по получаемым из служебного Учрежд[ения] телеграммам мы видим лишь непозволительный сумбур, там происходящий. Кроме того, разве не возмутительно, что З[ина] должна представлять все свои каталоги и программы на суждение, а директор другого «Департамента» делает все самовольно? Также разве не возмутительны угрозы встретить какими-то бумагами на пароходе? Ведь по каким-то странным законам обвинять человека можно в чем угодно. Правда, он может перед судом оправдаться, истратив на это целое состояние. Но первое ложное обвинение будет сделано лишь для срыва общественного мнения. Негодяи всегда так и поступают. Необходимо также и спасти манускрипты[422] и переписку, но и это нужно сделать так, чтобы из Вас троих никто не пострадал. Множество соображений приходит, когда ознакомляетесь с тем, что преступные намерения изготовлялись уже давно. Нам очень нужно знать — не было ли в течение последних двух годов подписано Вами, невольно, еще каких-либо документов? Ведь оказывается, что мы были временно заменены прокси[423] по постановлению всего Совета Трэстис. Значит, предатели в свое время старались прикрыться и Вашими подписями. Минутсы есть документ. Из всех этих соображений не выведите заключение, что нужно лишь выжидать и бездействовать. Наоборот, нужно всячески действовать. Исследовать все окружающее, чтобы знать наверное, на что можно полагаться. Вы уже видели, что первые такие наблюдения дали самые благоприятные для всех нас результаты. Можно уже сказать, что общественное мнение будет с нами. Но еще нельзя заключить, не будет ли каких-то формальных попыток со стороны сбитого с толку Г[алахада]?

Прежде всего нам нужно закончить работу по экспедиции, как указано, нужно отослать отсюда все отчеты и оттуда получить удостоверение в том, что действительно наши отношения