Если попытаться выразить их выводы на нашем языке, они таковы: великие галакты строго-настрого запретили девятируким вступать в общение с варварской расой землян. Однако при этом великие галакты не давали никаких распоряжений насчет того, чтобы девятирукие сохраняли в тайне свое присутствие.

Поэтому эксперты рассудили, что великие галакты не станут слишком сурово наказывать девятируких за содеянное. Эксперты знали, что великим галактам издревле присуще некоторое понятие о справедливости. Так что они могли сделать девятируким выговор, могли даже наказать. Но вряд ли проступок грозил девятируким полным истреблением.

Другие расы-помощницы великих галактов никогда бы и не подумали так рисковать. Уж полуторки точно не решились бы. И машинники. Но ни одна из рас, повиновавшихся великим галактам, не была наделена столь тонким чувством юмора и не решилась бы на такой ход.

То есть до сих пор никто себе подобного не позволял.

Возможно, споры из-за нильской воды теперь вряд ли могли грозить миру, поскольку и Египет, и Кения были приняты в «Pax per fidem» почти единогласным решением. Еще до прибытия миротворцев из этой международной организации бригады кенийских гидрологов начали обосновываться в зданиях, где располагались службы управления Асуанской плотины, и обе страны открыли для международного контроля базы, где размещался их скромный арсенал ядерных ракет. Вскоре после этого прозрачность была достигнута и в области тяжелого машиностроения Кении и Египта.

Но они не были последними. Четыре африканские страны, расположенные южнее пустыни Сахара, ранее оспаривавшие право на пользование водами небольшого озера, увидели, что стало с одной из них, когда она применила силу против трех остальных. Когда это государство (получившее должное предупреждение, но оставившее его без внимания) вкусило действие «Бесшумного грома», остальные следом за ней поспешили вступить в «Pax per fidem».

А потом произошел грандиозный прорыв.

В Германии велись жаркие дебаты, и в конце концов там был проведен референдум. Национальная память о проигранных войнах сделала свое дело, и Германия также вошла в «Pax per fidem», открыла свои границы для наблюдателей из ООН, разоружила имевшиеся у нее символические войска и подписала проект всемирной конституции, составленный «Pax per fidem».

На планете Земля настало время всеобщего благоденствия.

Только два обстоятельства мешали семейству Субраманьян радоваться вместе со всеми. На самом деле в первом они были солидарны с остальными землянами. Всех тревожили маленькие рыбообразные объекты, то и дело появлявшиеся над крупными городами по ночам, над морскими судами днем и даже в космосе, — видимо, это были те самые «рыбки», которых заметил Роберт. Некоторые люди называли эти объекты бронзовыми бананами, другие — летающими субмаринами, а третьи и вовсе неприличными словами. Но никто не знал, что это на самом деле такое. Преданные своей идее уфологи заявляли: вот оно, окончательное и неопровержимое доказательство реальности летающих тарелок. Закоренелые скептики подозревали, что одно или несколько суверенных государств разрабатывают секретное оружие, не похожее на применявшееся ранее.

Но вот в чем все были согласны, так это в том, что ни один из этих объектов не причинил ни одному человеку какого-либо ощутимого вреда. Поэтому комики включили в свой репертуар шутки насчет рыбовидных пришельцев, а люди никогда не обладали способностью сильно бояться того, над чем можно смеяться.

Маленький Роберт начал ходить раньше большинства младенцев, но с тех пор, как они возвратились с Луны, родители стали замечать нечто странное. Вся семья очень любила время игр, то есть промежуток между купанием и сном. Майра ставила Роберта на пол, и он топал к старшей сестре, которая манила его к себе. И порой Роберт неожиданно падал на ковер, будто мешок с картошкой, и лежал пару мгновений, закрыв глаза и не шевелясь. Потом он открывал глаза, осторожно поднимался на ноги и, как обычно улыбаясь и что-то воркуя, продолжал идти к Наташе.

Это было ново… и это пугало.

Самого Роберта падения, похоже, нисколько не беспокоили. Он вроде бы даже не замечал, что происходит. Но через некоторое время это случалось вновь.

Только это и огорчало Майру и Ранджита. Во всем остальном они были идеально счастливы.

Не сказать, чтобы они слишком сильно тревожились, потому что, не считая этих странных эпизодов, Роберт был совершенно здоров. И все же они чувствовали себя виноватыми — особенно Ранджит, ведь именно он не усмотрел за Робертом и не увел его вовремя в укрытие на обратном пути с Луны, когда капсула приближалась к внешнему поясу Ван Аллена. Кто знает, может быть, на мальчика оказала пагубное воздействие радиация?

Майра ни на секунду не желала в это поверить, но замечала тревогу в глазах мужа. Они решили обратиться за помощью к врачам и побывали у многих, притом у самых лучших, специалистов. К кому бы они ни вели сына, слава Ранджита, как говорится, бежала впереди. Ни разу к ним навстречу не вышел врач моложе тридцати лет, только что закончивший медицинский институт и накачанный самыми свежими познаниями в своей науке. Все специалисты были докторами почтенными, чаще всего лет шестидесяти, считали огромной честью обследовать ребенка знаменитого доктора Субраманьяна, куда бы он ни обратился — в больницу, клинику, лабораторию. Характерно, что все специалисты сходились в своих заключениях.

Роберт почти во всем был здоровым ребенком. Во всем, кроме одного. В какой-то момент произошла какая-то поломка.

— Головной мозг — очень сложный орган, — говорили все врачи.

Говорили или подразумевали, поскольку некоторые пытались формулировать свои невеселые выводы более обтекаемо. Возможно, это какая-то неожиданная аллергия, родовая травма, невыявленная инфекция. Затем все высказывались практически одинаково. Не существует такого лекарства, такой хирургической операции, которые сделают Роберта «нормальным». Результаты всех обследований были идентичны: развитие сына Майры де Соуза и Ранджита Субраманьяна претерпело регресс. И теперь он несколько отстает в интеллектуальном отношении.

Субраманьяны обошли немало специалистов. Одним из них была педиатр-логопед. После встречи с ней в сердце Майры и Ранджита закрался страх.

— Роберт начал опускать согласные, — заметила врач. — Например, он говорит «'анна» и «'автрак» вместо «ванна» и «завтрак». — Вы не замечали, он говорит одинаково с вами и с детьми в игровой группе?

Майра и Ранджит кивнули.

— Я спрашиваю, потому что большинство детей в этом возрасте приспосабливают свою речь к тем, с кем общаются. С вами Роберт может сказать: «Дай мне это». А в разговоре с другим ребенком произнесет: «Ай ме это». Как насчет внятности речи? Видимо, вы понимаете, о чем он говорит? А его друзья, другие родственники?

— Не всегда, — признался Ранджит.

Майра поправила его:

— Чаще понимают все-таки. Но не всегда. Порой это и самого Роберта огорчает. Нет ли хоть какой-то вероятности, что он это перерастет?