Джек с опаской посмотрел на конверт.

— Нет, — сказал он.

— Ладно. Тогда я сама прочитаю его вам.

Он пытался не слушать — пусть эта женщина не думает, что им можно манипулировать, — но ее голос был уверенным и решительным и привлекал его, как пламя привлекает мотылька.

— «Моей дорогой девочке, — читала Эбби, — где бы ты ни была. / Я ждала, когда смогу сосчитать/ Десять маленьких пальчиков на руках и ногах, / Взять тебя на руки, поцеловать твои сонные глазки / И сказать: «Я люблю тебя. Я — твоя мама». / Но ты так и не пришла. Тебя не было. / Я кричала: «Где мой малыш?» / Мне сказали, что ты умерла, но они лгали. / Ты жила. Ты была сильной».

Джека невольно потянуло к ней, и он сел на диван. За окном свистел ветер, а в комнате звучали нежные слова:

— «Мой путь одинок, но ты всегда рядом. / Ты в каждом биении моего сердца. / Чужие люди нас разлучили. / Я долго винила в этом себя, / Но нашла утешение в поисках. / Надежда придает мне силы, / И я никогда не сдамся».

Эбби прочитала заключительные строки:

— «Я любила тебя тогда, / Люблю сейчас, / И буду любить вечно». — Потом она подняла голову и посмотрела Джеку в глаза.

После ее слов воцарилась тишина, которую нарушал только вой ветра за окном. Джек с трудом проглотил слюну и стал следить за тем, как Эбби складывает лист бумаги и засовывает его обратно в конверт.

— Джек, когда-то мне было так больно, что я не могла жить. Но однажды ночью, дойдя до полного отчаяния, я взяла ручку, излила свои чувства в словах и записала их. Это немного помогло. Я носила это стихотворение с собой, перечитывала его, и постепенно оно стало бальзамом для моей раны. Человек, которому я написала это письмо, так и не прочел его, никогда не слышал этих слов, и я не уверена, что когда-нибудь это случится, но оно помогло мне справиться с душевной травмой, которая чуть не разрушила мою жизнь.

— Какое это имеет отношение ко мне? — с трудом выдавил Джек.

Эбби положила руку ему на плечо.

— Напишите Нине. Расскажите ей, как вы ее любите и жалеете, что не смогли защитить. Слова лечат, Джек.

— Я не поэт…

— Это не обязательно. Напишите ей письмо. Раскройте свою душу.

Внезапно Джек вспомнил все хорошее, что было в Нине. То, что он зарыл в душе, теперь вырвалось на волю, словно маленькие бриллиантовые солнца: как Нина никогда не могла закончить шутку, потому что начинала смеяться первой; как она любила животных и вечно притаскивала домой бродячих кошек; как щедро она открывала кошелек другу, оказавшемуся в нужде…

Он не выдержал и заплакал. Эбби сидела с ним рядом и ждала. Наконец Джек сдавленным голосом сказал:

— Когда Нине было восемь лет, мои родители попали в автомобильную катастрофу. Отец погиб, а мать была тяжело ранена. Она так полностью и не оправилась и не могла заботиться о ребенке. Я только что закончил колледж и вернулся домой помогать матери и Нине. Именно тогда мы и сблизились с ней. Думаю, я был для Нины не столько старшим братом, сколько отцом. Я жил дома, работал на нескольких работах, чтобы прокормить мать, Нину, а затем поступил в полицейскую академию. Потом Нина тоже закончила колледж и начала работать в рекламе, но мы всегда были близки и вместе заботились о матери…

Он сквозь слезы посмотрел на Эбби, а потом на конверт в ее руке.

— Кому посвящено ваше стихотворение?

— У меня была дочь, но ее похитили. Через час после рождения.

И тут до него дошло.

— Так вот почему вы интересовались подпольной торговлей детьми!

— Откуда вы это знаете?

— Благодаря Нине. Эбби, у вас есть ее досье. Оно лежало на вашем письменном столе. Я не открывал его, но видел, что там внутри несколько листов бумаги и что-то похожее на фотографию. Когда в воскресенье вечером вы вышли из комнаты за пропуском, я увидел папки, лежавшие на вашем столе. Нина пыталась найти свою родную мать. В ходе расследования она узнала имена и других усыновленных детей. Эти три женщины, Офелия, Сисси и Коко… У Нины были их имена. Вот поэтому я и приехал сюда. Я хотел выяснить у них что-нибудь. Я видел на столе их папки. И там же лежала папка Нины.

— У меня есть досье на Нину?

— Я думал, вы знаете. И поэтому считал, что вы лжете мне.

— Джек, мой частный сыщик изучил много ниточек, а потом сузил поиск до трех человек. Но я попросила его прислать мне все досье, которые он собрал. Эти люди не имеют ко мне отношения, но я хотела отправить эти сведения в одну некоммерческую организацию, которая пытается соединить похищенных детей с их настоящими родителями. Джек, я не смотрела другие папки. Мне и в голову не приходило, что в одной из них досье на вашу сестру.

Джек провел руками по лицу, посмотрел на Эбби, и она увидела в его глазах искреннее раскаяние.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я не должен был обвинять вас во лжи.

Эбби хотелось обнять его, прижать к груди и утешить, но Джек был так опечален, что она просто положила ладонь на его руку и сказала:

— Джек, напишите Нине такое же письмо, какое я написала своей дочери.

Их пальцы переплелись, и Эбби ощутила мозоли от многолетнего общения с луком и стрелами. Внутри тут же вспыхнуло желание.

Джек привлек ее к себе и крепко поцеловал в губы. Эбби охватило пламя. Да! Но когда его объятия стали крепче, она тут же подумала: «Нет!» — и отстранилась.

— Джек, я должна вам рассказать еще кое-что. То, о чем не знает никто на свете.

Эбби говорила быстро, боясь, что ей не хватит мужества, а Джек внимательно слушал рассказ о ее прошлом. Закончила она его следующими словами:

— Моя девочка родилась в тюрьме, и ее у меня забрали. Мне сказали, что она родилась мертвой, но позже я узнала, что начальница тюрьмы продавала детей подпольным торговцам. С тех пор я не переставала искать моего ребенка. — Рассказать остальное — побег из тюрьмы, объявление награды за ее голову — в данный момент она не могла. Джек был полицейским, и его долг заключался в том, чтобы арестовать ее. Может быть, потом, когда все кончится…

— Сначала круг поисков сузился до трех человек. Теперь остался один. Офелия Каплан.

Джек широко раскрыл глаза.

— Женщина, которая сегодня потерялась в пустыне?

— Я верю, что она моя дочь. Сама она этого еще не знает. У нас не было возможности поговорить.

Джек застонал. Ему хотелось поцеловать ее еще раз, лечь с ней в постель, заставить забыть боль и позволить утешить его самого. Но сила собственных чувств пугала его.

Ночной воздух разорвала молния, когда он с жаром сказал:

— Не отпускайте ее, Эбби. Я отдал бы все на свете, чтобы вернуть Нину. Не теряйте свою дочь. Идите к ней. Прямо сейчас. Расскажите ей правду!