От лица Курбана мгновенно отхлынула кровь, на обветренных щеках темно-синими разводами проявились кровеносные сосудики. Побелели даже губы, сделавшись непослушными.

— Брось, Кирьян, — попытался улыбнуться Курбан. — Ведь пошутили же…

В его расширенных зрачках плескался самый настоящий страх, настолько осязаемый, что еще секунда — и страх этот, вырвавшись наружу, заляпает собой не только сидящих рядом налетчиков, но даже потолок и стены.

Невозмутимым оставался лишь малинщик. Железная Ступня почесал седой затылок, потом посмотрел на пятипудовое тело Лаптя и отошел в угол, давая понять: мое дело — сторона.

— Шутка, говоришь? — захлопал ресницами Кирьян. — А я-то и не сообразил сразу. И вправду весело, ха-ха-ха! — расхохотался Кирьян. — Шутка-то удалась сполна! Ну, Лапоть, ну, шутник, кто бы мог подумать! — крепко шлепнул он себя по коленям. — А с виду таким серьезным мужиком выглядел. — На лицах присутствующих промелькнуло нечто похожее на улыбки. В дальнем конце комнаты нервно хихикнул Валет, чуть разошлись губы и у Дарьи. — Ну, рассмешил, — откинулся Кирьян, да так, что плетеный стул под ним жалобно заскрипел, вымаливая пощады. — Шутка, оказывается, была, кто бы мог подумать! Стало быть, зря я Лаптя-то завалил, — и его смех вырвался из комнаты и докатился до курятника. В ответ ему протяжно, с каким-то хриплым надрывом, отозвался петух. Кирьян вдруг перестал смеяться. На его лице застыла жуткая гримаса: — Уберите эту падаль, — процедил он сквозь зубы. — Аппетит можно испортить!

Ухватив Лаптя за ноги, жиганы оттащили его в сени, его голова болталась из стороны в сторону, стуча по полу.

— А теперь, господа жиганы, — налил себе из бутыли стакан самогонки Кирьян, — прошу вываливать все на стол. — Сегодня у нас на одного человека меньше, а значит, доля каждого увеличивается. — Кирьян посмотрел на Дарью, сидевшую все так же неподвижно. Взгляд его упал на брошь, подаренную Лаптем. Жиган аккуратно отстегнул украшение и небрежно бросил его на стол. — А это тебе, Ерофеич, подаришь своей лярве, да самогонки нам еще выставишь. Крепко ты ее варишь, с навозом небось мешаешь? До самых кишок пробирает!

У левого берега Яузы был небольшой, но глубокий омут. С крутого, изрезанного небольшими овражками берега шла нешуточная рыбалка. Поговаривали, что каких-то лет тридцать назад здесь водились невиданные сомы, что рвали самую крепкую леску, словно гнилую нитку. Случалось, здесь даже пропадали рыбаки, которых с легкостью списывали на баловство рыбы-людоеда. Как бы там ни было, но утки обходили омут стороной, и если иная птица, отрываясь от стаи, отважно заплывала дальше других, то поднимался несусветный гвалт.

Сомы здесь по-прежнему продолжали водиться, правда, как говорили старики, изрядно помельчали. Водилась и прочая рыба, редкий день рыбаки возвращались без улова.

Игнат Сарычев рыбалку любил и с тоской вспоминал детские и юношеские годы, когда, не оглядываясь на время, мог подолгу сиживать у реки. Вот и сегодня, поняв, что вечер у него получается свободным, он решил посидеть у воды. Хоть и невелика речушка Яуза, а с удочкой и здесь можно побаловаться.

Рыбаков в вечерний час было немного. Застыв, они терпеливо дожидались клева. Лишь изредка кто-нибудь резко взмахивал удилищем, и в воздухе, сверкая серебром, трепыхалась пойманная рыба. Особенно преуспел в ловле малец лет двенадцати. Забравшись по колено в воду, он стоял на одной ноге, напоминая цаплю, и, на зависть остальным рыбакам, с четкой периодичностью выдергивал плотву.

Ждать Игнату пришлось недолго — поплавок, дернувшись разок, резко ушел под воду, и опытный рыболов не оплошал — уверенно подсек, вытащил крупного окуня. Почти мальчишеская радость обожгла огрубевшее сердце, и Сарычев, уколовшись об колючий плавник, снял с крючка речного разбойника.

— Большо-ой, — одобрительно раздалось за спиной, — на полкило потянет. Это точно!

Сарычев небрежно бросил рыбу на берег и с легким укором ответил:

— Я тебя уже минут пятнадцать жду.

— Раньше не мог, — отвечал Егор Грош, — дела были.

Игнат с интересом посмотрел на бродягу. Интересно, какие такие дела могут быть у «непомнящего родства»? Но допытываться не стал, спросил о деле:

— Узнал, на какой хате залег Кирьян?

— На Хитровку Кирьян не возвращался, это точно, — убежденно заверил бродяга, присаживаясь на небольшое бревно.

— Может, его и в Москве-то нет? — насторожился Сарычев.

Совсем не исключено, что, прорвавшись через заставу, Кирьян укатил куда-нибудь в соседнюю губернию. В этом случае его поиск весьма затруднится.

Поменяв червя, Сарычев забросил леску в воду, и поплавок, сделанный из обыкновенного гусиного пера, закачался на воде.

— Здесь он! — убежденно заверил бродяга, наблюдая за тем, как течение относит поплавок все дальше от берега.

Игнат удивленно вскинул брови:

— Откуда такая уверенность?

— Все очень просто. Я вчера ляльку его видел. А он без нее никуда! Даже на встречи с жиганами ее таскает.

— Ты это точно знаешь? — спросил Сарычев, загораясь надеждой. — Может, обознался?

Грош едко хмыкнул:

— Разве такую девку с кем-нибудь спутаешь? Другой такой задницы во всей Москве не сыщешь!

— Что же она делала?

Поплавок дернулся разок и вновь застыл. Видать, рыбе не понравилось угощение.

— Похоже, она к Трегубовой шла, — неуверенно сказал Грош. — Во всяком случае, я ее в тех краях заприметил.

— Жиганы по-прежнему у Трегубовой собираются?

— А то! — протянул Грош. — Она малинщица приветливая: водочку на стол поставит, ляльку на ночь устроит. Главное, чтобы башли были, — потер пальцами бродяга. — Если вы хотите Кирьяна прищучить, я вам советую на его мару выходить. Она любит по магазинам шататься, тряпками интересуется.

— Как ее зовут?

— Дарья.

— Хм… Дарья, говоришь. На малинах она часто появляется?

— Только в сопровождении Кирьяна. Он ее от себя не отпускает. Но жиганы ее побаиваются и ближе, чем на три метра, к ней не подходят. Тут один пробовал за ней ухаживать, даже в кабак пригласил, так его потом в Яузе выловили, недалеко вот от этого места, — показал рукой вверх по течению Грош. — Раками объеденного.

— Кирьян серьезный жиган…

— Не то слово! — охотно согласился Грош, шевельнувшись всем телом. — Он ведь у нас из брезгливых, в хороводах не участвует. Помнится, до Дарьи у него одна дородная девка была. Титьки вот такие! — бродяга восторженно показал руками. — Только беда одна у нее была, на передок слабовата. Ее едва ли не все жиганы Москвы перепахали. Кирьян за порог, а она тут же шасть к кому-нибудь под одеяло. Ну, смешки всякие пошли, а Кирьян человек гордый, подобного не выносит, вот и нашли потом девку со сломанной шеей. — В голосе бродяги засквозила печаль. — Барышня-то его мало кому отказывала, главное, чтобы при деньгах кавалер был. Однажды даже мне перепало, — лицо Гроша при этом сделалось восхищенно-мечтательным.