Майкл посылал ей открытки и однажды цветы. Большую часть времени он проводил в своей квартире в мансарде, пытаясь сконцентрироваться на работе. Погода становилась все теплее, и цветы на террасе требовали ежевечернего полива. Он выходил на балкон, облокачивался на каменные перила и любовался городом, раскинувшимся внизу, который, призывно сверкая огнями, манил его. Не хотелось думать ни о книге, ни о пилигримах, ведомых надеждой, прокладывавших свой путь через всю Европу.

Спустя почти три недели Кейт позвонила ему сама.

— Я схожу здесь с ума, — сказала она в трубку. — У меня больше нет сил жить в этом месте. Я возвращаюсь на улицу Дюрант.

Отец Майкл достал открытку, полученную им накануне от Зои Шон.

— Подожди, не торопись, — ответил он. — Я получил от своих друзей приглашение провести пару дней за городом. Составишь мне компанию?

Он оформил напрокат машину, заехал в Бристоль, чтобы забрать Кейт, и взял курс на Саффолк. Он помнил, какими майские праздники были в детстве — напоенными теплом и по-детски радостным безграничным ожиданием. Извилистая лента дороги прорезала гречишные поля, сворачивала в поселок неярких, словно вылинявших коттеджей, а дальше шла мимо почты, ресторанчика, и вот наконец он притормозил у ворот бывшего домика приходского священника.

Залитая солнцем весенняя трава, распахнутые настежь окна, кадки с желтыми и оранжевыми настурциями говорили о скором лете. Овчарка, укрывшаяся в тени, подальше от солнцепека, часто дышала, высунув язык. Завидев чужих, она несколько раз лениво, без особой убедительности гавкнула. Человек в потрепанном пуловере и мешковатых брюках из хлопка помахал им рукой.

Сердечно поприветствовав отца Майкла, Виктор Шон обеими руками взял руку Кейт и, расплывшись в широкой радушной улыбке, сказал:

— Очень рад видеть вас в нашем доме.

Он оставил их сидеть на террасе под солнечным тентом, а сам скрылся в доме с закрытыми ставнями. Кейт, бледная, измученная жарой и первой со времени выхода из больницы долгой поездкой, отдыхала, сидя в кресле-качалке. Она с интересом рассматривала песочницу в конце сада с ее непременными атрибутами — ведерками и лопатками. Рядом в детском надувном бассейне в форме гигантской черепахи на голубой поверхности воды раскололись на множество ослепительно блестящих осколков солнечные лучи.

Она подняла лицо и, закрыв глаза, подставила его солнцу, жадно вбирая кожей струящееся тепло. Майклу был знаком этот характерный жест. Сейчас она была похожа на чувственную невозмутимую кошку.

Профессор вернулся, неся бутылку в ведерке со льдом.

— Зоя обнаружила поблизости пару деревьев бузины, где-то отыскала старинный рецепт, и мы не на шутку пристрастились к этому напитку. Одним словом, это — нектар богов. — Он наполнил стаканы и вручил один Кейт. Подавая стакан Майклу, он незаметно, с выражением крайнего изумления кивнул в сторону Кейт: она примостилась на правом краю длинной, почти двухметровой скамейки.

Мужчины поболтали о том о сем еще минут десять, выпили еще немного ликера. Кейт, которая большей частью молчала, поднялась и побрела по лужайке, пестреющей маргаритками. Она шла не спеша, осторожно ступая по траве, очевидно не замечая взглядов, направленных в ее сторону. В свете полуденного солнца мягкая ткань ее платья превратилась в темную прозрачную дымку, окутывающую ее стройный стан, высокую молодую грудь, узкую талию.

От наблюдательного взора Виктора Шона не утаилось то, какими глазами Майкл следил за ее движениями. Он усмехнулся про себя.

— Трудно представить ее в таком месте, как Холлоуэй, — произнес он вслух.

Спустя час семья Виктора Шона вернулась домой. Кейт спала прямо на траве, в тени деревьев. Желтый «рено» лихо подкатил к крыльцу и остановился, подняв небольшое облачко пыли над гравием. Собака радостно засуетилась, забегала кругами вокруг машины. Зоя в просторном платье, дохаживающая последние дни своей беременности, открыла двери и отстегнула ремни безопасности. Из машины выскочила целая детская команда и с радостными воплями бросилась на шею своему папаше. Его сердитое ворчание утонуло в гомоне орущих ребятишек.

Отец Майкл поднялся и направился к Зое. Она пожала его руку, протянутую для приветствия, и звонко чмокнула в щеку. Учитывая ее нынешнее положение и то, что она была окружена детьми, отцом которых был другой мужчина, повода для двусмысленного толкования ситуации не было; отец Майкл поцеловал ее в ответ и не удержался от комплимента: «Прекрасно выглядите, Зоя».

Она просияла, вид у нее и впрямь был цветущий.

— Я тут ни при чем, — ответила она. — Это все — гормоны. Все светится. Природа таким образом готовит организм к долгим изнурительным будням после рождения ребенка. — Продолжая разговаривать, она достала самого младшенького из детского автомобильного кресла. — Смертельная усталость, — сказала она с притворной досадой, — подъем по пять раз за ночь. Все бегом. Времени нет даже на то, чтобы поесть. — Она поцеловала малыша. — А им и невдомек, правда?

Лицо Майкла приняло озабоченный вид, он сказал тихо:

— Зоя. Тут такое дело. Честное слово, эта мысль только сейчас возникла у меня. Вам известно, какого рода преступление совершила Кейт? Почему она оказалась в тюрьме? — Зоя кивнула. — Как я не удосужился подумать об этом раньше? Кругом дети. Мне, наверно, не стоило привозить ее сюда.

Зоя, держа Хью на руках, сказала:

— Все в порядке. Ее бы ни за что не выпустили, если бы она давала хоть малейший повод для сомнений. Если бы не было уверенности в ее умении контролировать свои поступки.

Она опустила Хью на траву, крошечный мальчуган пухленькими ножками сделал несколько неуверенных шагов и плюхнулся под тяжестью собственного тела. На нем были джинсовые брючки, расшитые цветастыми заплатами. Белая панамка от солнца была небрежно сдвинута набекрень. Круглое веснушчатое личико озарилось счастливой улыбкой. Глаза-миндалины были такого же бездонно-голубого цвета, как и его футболка.

Майкл рассмеялся, глядя на него. Хью, должно быть, года полтора. Скоро будет два. Как он и ожидал, Кейт, разбуженная шумом подъехавшей машины, поднялась и села. Она находилась всего в нескольких метрах от него, достаточно близко, чтобы он мог видеть выражение ее лица. Он знал, она заметила Хью, об этом красноречиво говорила ее напряженная поза — она сидела, неестественно опершись на согнутые руки. Абсолютно пустой взгляд расширенных от ужаса глаз.

Быстрым движением она поднялась и, учащая шаг, поспешила прочь, по тропинке вниз, в глубину сада. Если бы она могла, подумал Майкл, она побежала бы без оглядки. Она удалялась в сторону садовых ворот, туда, где деревья и кустарники образовывали плотные заросли.

Кейт словно очнулась от странного забытья, в который раз ощутив, как ее несет на волнах старого страха. Как раньше, все то же самое. Она чувствовала, как ее затягивает в водоворот, бросает, тянет вниз, за все эти годы ничего не изменилось. Один из ее кошмаров всегда начинался с детских голосов, семья мальчика преследует их, сестры пытаются убежать, но, плутая по саду, слишком хорошо знают, что выхода из него нет. Голоса начинают звучать все громче, все ближе и настойчивей, смыкаясь вокруг них кольцом. Только на сей раз они реальны. Эти дети и эти люди. Она снова бежит наугад, не разбирая дороги, пробиваясь сквозь густой туман отчаяния, в надежде скрыться от них, остаться одной. Даже обессилев, она будет бежать. Куда угодно. Все равно.