– Издеваешься над бедной женщиной, да? – Анна ткнула его пальцем в солнечное сплетение; ей тоже почему-то было уже весело. – Чтобы продавать журнал в метро, его, между прочим, надо для начала выпустить. А бесплатно типографии не работают. Да ну, Сережа, у нас же ничего нет, просто ни-че-го! Даже помещение не наше.

– Помещение должно быть твое, – немедленно отреагировал Сергей. – И это надо сделать в ближайшие дни, пока никто не опомнился. Ты что, не видишь, что здесь была одна квартира? Ее просто стеночкой разделили. Наверняка в архивах сохранились какие-нибудь документы…

– Филькины грамоты, – подсказала Анна.

– За отдельное спасибо скромные труженицы жилконтор перепишут тебе эти филькины грамоты на гербовую бумагу и скажут, что так всегда и было. Все должно быть лично твое – и помещение, и журнал. Иначе ничего не получится. Анюта, ты просто плохо себе представляешь, что сейчас происходит, – уже совершенно серьезно сказал он. – Все рвут куски руками и зубами, и реально действует только один закон: кто не успел, тот опоздал.

– Но ты же, по-моему, не рвешь куски зубами… – растерянно сказала Анна.

– Потому что мне этот кусок, спасибо Левке, практически вложили в рот, надо только не уронить. И потому что мой бизнес выгоден по определению: телевидение уже никуда не денется, и хайтековские технологии будут только развиваться.

– Все равно – ты себе не представляешь, сколько денег надо, чтобы выпустить хотя бы один номер, – вздохнула Анна. – Да и я не представляю…

– Надо не представлять, а посчитать. – Когда он говорил таким своим ясным математическим тоном, Анне казалось, что все это действительно возможно. – Надо посчитать, сколько будет стоить один номер и за сколько его можно будет продать, надо соотнести это с теми деньгами, которые у меня есть сейчас, и с теми, которые я могу занять, например, у Левки… В общем, много всего надо, и этим стоило бы заняться уже завтра. А сегодня, я тебя прошу, давай займемся чем-нибудь не таким осмысленным.

Он протянул руку, коснулся Анниной груди, сжал пальцы, и она увидела, как губы у него мгновенно стали сухими, как будто он не выпил только что полный стакан чаю.

– Сережка, ты просто маньяк какой-то! – засмеялась она. – А если Матюшка проснется, а если твоя мама?

– Так я ж не на столе тебе предлагаю – в спальню пойдем. – Он встал и прижал ее к себе так сильно, что у нее занялось дыхание. – Или хочешь на столе?..

Сергей сильно устал за те два года, что занимался бизнесом – без отпуска и почти без выходных. Анна догадывалась об этом не столько по тому, что выражение его лица сделалось жестче и морщинки у губ отчетливее, сколько по тому, что он стал засыпать как каменный сразу после близости. Прежде они еще долго разговаривали в постели, когда их тяга друг к другу была удовлетворена, а теперь он обнимал ее, притягивал к себе и уже через минуту, приподняв голову от его плеча, Анна видела, что он спит мертвым сном.

Но сегодняшний вечер был исключением. Наверное, Сергей тоже взволновался разговором, который Анну взбудоражил совершенно.

– О чем спросить хочешь, Анютка? – сказал он, лежа на одной подушке с нею. И как он с закрытыми глазами видел, что она хочет о чем-то спросить? – Спрашивай сейчас, а то потом я тебя опять захочу, не до расспросов будет.

– Ты поспал бы лучше, герой-любовник, – улыбнулась она. – Сколько тебе лет, помнишь?

– Спрашивай, спрашивай, – потребовал он. – Мои года – мое богатство.

– Сереж, я ведь даже не знаю, сколько у тебя… то есть сколько денег ты можешь на все это потратить, – смущенно сказала она.

– Достаточно, – не открывая глаз, усмехнулся Сергей. – Я же наши акции купил, забыла? Год назад они дешевые были, а сейчас активно растут. Так что я не только зарабатываю хлеб свой в поте лица своего, но и лениво стригу купоны, – объяснил он. – Которые, впрочем, нарастают и благодаря моему труду в поте лица. Ну, это, в общем, неважно. Деньги пока есть.

– Но ты же хотел «Вольво» купить, я же знаю… – вздохнула Анна. – Неужели на все хватит?

– На все не хватит. – Он наконец открыл глаза и покосился на ее расстроенное лицо. – Значит, поезжу еще на «Жигулях». Заодно Матюшка поучится на отечественном материале. Это что, великая жертва, с машиной погодить?

– Почему-то именно твои машины всегда становятся жертвами моих дел, – опять вздохнула она. – Помнишь, «Запорожец» продал?

– Зато потом мотоцикл купил. Все, Анютка, хватит о делах – я тебя предупреждал! – Сергей повернул ее к себе лицом и прижался к ней животом так, что у нее сразу стало горячо между ног, как у девчонки. – Да сними ты эту пижаму, вот, в самом деле, идиотская мода…

Может быть, отложить покупку новой машины – это была и невеликая жертва. Но в тот день, когда Сергей ушел из университета, была принесена именно жертва, этого невозможно было не понимать. И воодушевление, с которым он впервые говорил сегодня о своем бизнесе, происходило оттого, что он только этим вечером почувствовал небесполезность сделанного выбора…

О том, что у Васьки сегодня день рождения, Константин вспомнил только у самого дома – когда уже отпустил машину и ехать за подарком было не на чем. Да и что можно было бы купить в двенадцать часов ночи для трехлетнего ребенка? Впрочем, может быть, что-нибудь продавалось даже и ночью.

Константин не слишком интересовался подробностями быта, но и ему казалось, что Москва как-то похорошела. Открылось множество лавок, на улицах продавали мороженое и другую снедь, и люди не выглядели одетыми в пальто из одеял.

Да и вообще этот город вбирал в себя такое множество разных людей со всеми их немыслимыми прихотями, что вполне могло быть, чтобы на седьмом году революции детские игрушки продавались в нем среди ночи.

Но отправляться на поиски подарка Константину не хотелось, хотя апрельский вечер было теплым и небо почему-то еще не совсем потемнело – оставалось по-вешнему ясным, несмотря на поздний час. В прежние времена он не отказался бы прогуляться в такую погоду.

«Поздно – спит уже Васька, – подумал он. – А завтра я рано уйду – тоже будет спать. Наверное, Ася что-нибудь от нас обоих ему подарила».

Кажется, спал в этот поздний час не только ребенок, но и Ася. Константин осторожно прикрыл за собою входную дверь, снял шинель и, не включая свет, прошел в квартиру. В гостиной было темно, в детской тоже, но в Асиной спальне горела настольная лампа; приглушенный свет пробивался в щель под дверью.

Он заглянул в детскую, посмотрел в темноте на сына, но тот спал, повернувшись на бочок, и Константин разглядел только пухлую щечку да волнистые, в Асю, темные волосики на виске.

Когда родился Васька, пришлось выгородить из большой многоугольной комнаты еще одну – детскую. В остальном же ничего не изменилось. Константину и в голову не пришло бы что-либо здесь менять, он вообще не слишком замечал обстановку, которая его окружала. Ася тоже почему-то ничего не покупала для дома, разве что какие-то вещички в Васькину комнату. Кажется, когда-то она говорила, что ей все здесь дорого такое, как есть. Константин лишь случайно вспомнил однажды эти ее слова и даже не был уверен, что вспомнил правильно, но переспрашивать не стал. Не хотелось лишний раз ворошить прошлое – ни ее, ни то, которое у них уже было общим.