– Ты хочешь от меня уйти? – перебил ее Константин.

Он вздрогнул, когда она сказала про Белоруссию, и не хотел больше об этом слышать.

– Я хочу уехать, – сказала Ася.

– Куда? – не понял он. – Думаешь, ты сумеешь устроиться в провинции или в Петрограде?

– Ты не понял, Костя, – покачала головой она. – Я хочу совсем отсюда уехать. В Европу. Да хотя бы и в Африку, это все равно. Здесь нельзя жить. Здесь стыдно жить.

Известие о том, что Ася собирается уехать «хотя бы и в Африку», ошеломило Константина не меньше, чем то, что она хочет от него уйти. Он тяжело опустился на проклятую козетку, забыв о том, что Ася так и не села во все время этого невыносимого разговора.

Конечно, между ними что-то сломалось, да и не что-то, а все между ними сломалось, треснуло, лопнуло, как мыльный пузырь! И его давно уже раздражала ее плохо скрытая неприязнь к тому, что составляло смысл его жизни, – к его работе, и ее, наверное, раздражали его резкости, но… Но как же это?!

– Ася, прошу тебя, подумай, что ты говоришь, – не глядя на нее, сказал Константин.

– Я подумала. У меня было много времени на раздумья. Мы с тобой редко видимся, Костя, и одиночества у меня было довольно.

– Если ты меня разлюбила оттого, что мы редко видимся, – пусть, это бывает. – Он не хотел, чтобы в его голосе звучало хоть что-то, похожее на отчаяние, но, кажется, это все-таки прозвучало. – Я могу понять. И если бы ты ушла к другому, я бы тоже понял. Не скажу, что мне это было бы легко, но это возможно понять. Но… вот так!.. Куда уехать, зачем, за каким таким счастьем?!

– За счастьем?.. – Невозможно было назвать то, что прозвучало в этих ее словах и что встало в ее глазах темной смертной тоскою! – Я не за счастьем еду, Костя. Никакого счастья у меня уже не будет. Я тебе все объяснила, почему еду.

Теперь она говорила не «хочу уехать», а «еду». И в том, как она это говорила, была такая решимость, какой Константин не слышал в ее голосе никогда.

Он понял, что все бесполезно.

– Как ты себе это представляешь? – пустым голосом спросил он. – Кто ты такая, чтобы тебя отпустили за границу? Ты что, великий философ, которого погрузят на пароход и отправят подальше от советской власти?

Про пароход, на котором разом выслали из Советской России несколько десятков философов, Константин слышал от нее же; кажется, среди этих людей были коллеги ее отца.

– Я, конечно, никто, но папа у меня все-таки в Берлине. А теперь отпускают к родным, я знаю. Цветаева недавно уехала, это поэтесса, ты ее, верно, не знаешь… Мы с нею вместе учились в пансионе фон Дервиз. У нее муж нашелся в Чехии, и она уехала. Я буду хлопотать…

– Что ж, хлопочи.

Константин встал и пошел к двери. Он собирался посидеть на кухне, пока она ляжет. Не в спальню же идти после всего этого, не к ней же в постель!

– Тебе даже легче без нас будет, Костя, – тихо сказала Ася ему в спину. – Мы для тебя сделались теперь укором. Тебе легче будет без нас.

– Без кого это – без вас? – Он обернулся резко, уже у самой двери.

– И без меня, и без Васьки. Прости, но я же вижу: он тебе не то чтобы безразличен, а все же не очень дорог…

– Это не твое дело, дорог он мне или не дорог, – отрубил Константин. – Что ты вообще можешь в этом понимать? Ты вольна ехать куда угодно, но Васька останется здесь.

– Как… я куда угодно… здесь?.. – Она побледнела так, что непонятно было, как живой человек может мгновенно стать таким мертвенно-белым. – Что ты говоришь, Костя?!

– Говорю то, что есть. Васька никуда не поедет. Да ты в своем уме была, когда это надумала?! – Он чуть не захлебнулся воздухом, который хватал, словно рыба, выброшенная из воды. – Кем он там вырастет – кабаретных дел мастером, половым в трактире? Что его там ждет, кто его там ждет?! – И, отдышавшись, сказал ледяным голосом: – Насколько я знаю, без моего разрешения увезти его невозможно. А я такого разрешения тебе не дам. Но тебя я не удерживаю. Что кончено, то кончено – не вернешь.

– Ты этого не сделаешь! – Она закричала так, что из детской раздалось хныканье. – Костя, я не верю, что ты способен такое сделать!

– Не веришь?! – Он стремительно подошел к Асе и сжал ее плечи так сильно, что она, наверное, вскрикнула бы от боли, если бы могла сейчас чувствовать телесную боль. – Так поверь! Ты права, я… на многое оказался способен. И после того, что я сделал, все остальное – уже проще. Запомни: Васька с тобой не поедет. – Он оттолкнул ее от себя и повторил: – Я способен это сделать.

В воскресенье Анна решила съездить к свекрови. Она давно не видела Антонину Константиновну, к тому же ей хотелось подробнее поговорить о непонятных дневниках, привезенных из Италии. Да и апрель сиял чистым весенним теплом, словно уговаривал провести день за городом.

Антонина Константиновна жила в Абрамцеве вот уже восемь лет и в Москву приезжала нечасто. У Ермоловых не было дачи по никому не известной причине – скорее всего, потому, что Сергей не испытывал к возне в земле никакого интереса. У Анниных родителей тоже не было охоты до дачных хлопот, они предпочитали отдыхать летом в Крыму, а зимой в академическом санатории в Узком. Пока Матюша был маленький, дачу снимали – каждый год новую и каждый год какую-то неудачную. Поэтому, когда ребенок вырос и можно стало не вывозить его на все лето на природу, Анна вздохнула с облегчением, избавившись от этой заботы. Кстати, в те времена и Антонина Константиновна не выказывала никакой особенной любви к дачной жизни. Конечно, она жила на даче с внуком, но явно только потому, что вообще предпочитала возню с ним любому другому занятию.

В общем, когда она вдруг попросила сына, чтобы тот купил ей какой-нибудь домик поблизости от Москвы, это стало для всех неожиданностью.

– Только зимний домик, Сережа, – уточнила она. – Я бы в Сретенское поехала, но мне уже поздно к деревенской жизни привыкать, да и от вас далеко уезжать не хочется. Вот если бы в какой-нибудь старой дачной местности… Ведь это, наверное, сейчас будет не очень дорого? Многие уезжают, и, я слышала, дачи продаются за бесценок… Или нет?

– Скорее всего, да, – пожал плечами Сергей. – Я, правда, этот вопрос не изучал, но похоже на то. А что это тебя вдруг на землю потянуло, мама? – поинтересовался он. – И где ты хочешь дачу – на Николиной Горе, в Барвихе?

– Нет, это не нужно, – улыбнулась она. – Если возможно… Мне Абрамцево нравится – тихое, красивое место. Тютчев там поблизости жил, Аксаковы, Мамонтовы… И от Москвы недалеко.

Дачи, в том числе и в Абрамцеве, действительно продавались в больших количествах, и действительно недорого, поэтому Сергей купил для матери домик буквально через неделю. А в общем, он не слишком и удивился. Все знали, что желания Антонины Константиновны необъяснимы, потому что подчиняются каким-то внутренним законам ее жизни, которых все равно никто понять не сумеет. Но, поскольку желания эти всегда бывали также и необременительны, осуществлять их было легко. Сергей и осуществил.