— Вы выполняете за меня мою работу, сударыня, — сказал Караманлис с приятной улыбкой. — Однако за Малидисом не было обнаружено никакой вины или, лучше сказать… у меня возникли кое-какие подозрения, но мне не удалось найти основания для его ареста.

— А тот, второй? Что общего у них с профессором Арватисом? — спросила Мирей, указывая на портрет, лежавший на столе.

Караманлис оказался в затруднительном положении: он хотел многое узнать от девушки, но также понимал — она ничего не скажет ему задаром. Нужно сообщить ей что-нибудь не слишком компрометирующее, но достаточно правдоподобное.

— Сударыня, — произнес он, — для меня этот человек — настоящая головоломка, но кое-что начинает проясняться. Полагаю, если вы мне поможете, нам вместе в конце концов удастся узнать все, что нас интересует. Вы сказали моим людям, будто записали номер его машины…

— Капитан, — проговорила Мирей, — я уверена, со временем мы станем хорошими друзьями, и тогда вы окажете мне услугу, а я вам помогу… Но пока сделаем так: я сообщаю вам определенную информацию, и вы сообщаете мне определенную информацию. О'кей?

— Более чем справедливо, — смирился Караманлис. — Ладно, в таком случае я могу вам сказать — этот господин, которого я годами, как выяснилось, знал под ложным именем, обладал сведениями о существовании некой археологической находки, очень ценной, по всей вероятности, привезенной в Афины Малидисом или же самим Арватисом в ночь с 16 на 17 ноября 1973 года, из Эфиры, надо добавить.

— Вы сделали это заключение из моего сообщения о месте проведения раскопок, верно?

— Ну да.

— Значит, пока счет у нас с вами равный. Если б я вам не сказала о раскопках Арватиса в Эфире, вы не смогли бы связать этот предмет с Арватисом, Малидисом и с этим… назовем его мистер Икс.

— Вы потрясающая женщина, сударыня. Имейте в виду, люди обычно сотрудничают с полицией безвозмездно.

— А я и сотрудничаю бесплатно, но только я хочу быть в курсе всего того, о чем мы говорим. Мне кажется, это законно. Итак, мистер Икс связан с предметом, найденным во время раскопок… Каким образом? И о каком предмете идет речь?

— Обычно здесь вопросы задаю я.

— Ну, если так… — протянула Мирей, вставая.

— Садитесь, пожалуйста. Нам нужно его найти. Кое-кому угрожает смертельная опасность. И он… в общем, он — единственный след, способный привести нас к разгадке и помочь нейтрализовать возникшую опасность.

— Понятно. В таком случае скажите мне, о каком предмете идет речь: я доцент по истории искусств и могу кое-что объяснить вам. Я же взамен сообщу вам следующее: я выяснила, что продавщица из цветочного магазина в этом городе носит цветы на могилу профессора Арватиса, и поручил ей это… тот человек. — Она снова указала на портрет на столе Караманлиса.

— Я не понимаю. Как вам удалось…

— Так вы скажете мне, о каком предмете идет речь? Быть может, это важно для нашего дела.

— Сосуд… очень древний сосуд… золотой.

— Вы его видели?

— Да.

— Где?

— В подвале Национального археологического музея.

— А сейчас, разумеется, его там больше нет.

— Разумеется.

— А у кого он?

— По моим данным, у него. — Караманлис подбородком указал на рисунок. — Кажется, он пытался продать его двум иностранцам.

— Вы помните, как выглядел сосуд? Можете рассказать мне?

Караманлис попытался описать сосуд, хотя видел его всего несколько секунд, десять лет назад:

— …а в центре изображен человек с каким-то предметом на плече… то ли лопатой, то ли палицей, не знаю, а за его спиной — бык, баран и свинья… или кабан… Потом кто-то ударил меня по голове, и, когда я пришел в себя, сосуд исчез. Уверен, его украли по приказу мистера Икса.

— Но может оказаться и так, что он ему принадлежал или предназначался.

— Сударыня, как вы сделали этот рисунок и какой номер машины?

— Значит, в ночь с 16 на 17 ноября 1973 года в Афины из Эфиры приехали по крайней мере два человека — профессор Арватис и его сотрудник Аристотелис Малидис. Арватис умирал, однако доктор Псаррос, проводивший вскрытие, не может определить причину смерти. Похоже на обширный инфаркт, однако многоопытный прозектор не нашел тому ни малейших подтверждений. Сосуд в подвал музея, несомненно, отнес Малидис: будучи сотрудником департамента, он легко мог получить туда доступ. Однако то было временное хранилище, поскольку потом сосуд исчез оттуда и оказался, как можно предположить, в руках нашего таинственного друга…

— А вы молодец, — сказал Караманлис, досадуя, что он сам за столько лет не пришел к тем же выводам. — Вы считаете, я никогда об этом не думал? А дальше? А? Что дальше? Вот видите? Наши рассуждения никуда нас не приведут. Если нам не удастся понять, кто этот человек и чего он хочет. Вы кое-что знаете и не хотите мне говорить.

— Все случилось в ночь штурма Политехнического, не так ли, капитан Караманлис? Верно?

Ей вспомнилась фраза в конце страницы блокнота на столе Мишеля: «Афины… Где мне взять сил, чтобы снова увидеть Афины?»

— Все верно. Но при чем здесь это?

— Ни при чем. Ни при чем.

— Так вы расскажете мне, при каких обстоятельствах сделали рисунок? Поверьте мне: на карту поставлены человеческие жизни.

Мирей вынула из сумки фотографию барельефа, сделанную накануне в окрестностях мыса Сунион, и отдала ее Караманлису:

— Я скопировала его вот с этого.

Караманлис взял снимок и стал изумленно разглядывать его.

— Вы можете мне его оставить? Ведь у вас наверняка есть негатив…

— К сожалению, это единственный экземпляр. Я не могу вам его отдать.

— Позвольте по крайней мере сделать копию.

Мирей согласилась.

— Это займет всего пять минут, — сказал Караманлис. — Подождите немного, и я вам его верну.

Он вышел и отправился в фотолабораторию. Как только дверь за его спиной закрылась, Мирей заметила — на полу рядом со стулом капитана стоит портфель. Она не смогла побороть искушение заглянуть внутрь, но там не оказалось ничего интересного: юридические документы, записная книжка с пометами за вчерашний день. Посредине страницы карандашом была записана фраза, показавшаяся ей странной. Мирей скопировала ее, как только могла, и положила бумаги на место. Через некоторое время в кабинет вошел Караманлис со снимком в руке.

— Так где вы сделали фотографию? Что означает эта скульптура?

— Я сделала ее в мастерской скульптора, слепившего этот предмет, но пока больше ничего не могу вам сказать.

— А как по-вашему, что это?

— Я долго ее изучала… и размышляла. Для меня существует только одно объяснение: это маска. Я бы сказала… посмертная маска. — Она несколько мгновений молчала, потом заговорила снова: — Вы когда-нибудь видели золотые маски из микенских гробниц в Национальном музее?