Короче, я поддался на уговоры. Гости произносили речи, фотографы щелкали, я подписывал книги. Принесли телеграмму от Гарольда Уилсона, который утверждал, что он мой поклонник, но ошибся с фамилией и назвал меня мистером Сэндлером. И другую — от Джона Леннона.

— Вы сражались в великой войне? — спросил меня журналист из «Гардиан» в длиннейшем интервью, которое должно было выйти по поводу моего награждения.

— Я не вижу в ней особенного величия, — заметил я. — По правде сказать, если мне не изменяет память, она была совершенно чудовищна.

— Да-да, — журналист неловко засмеялся. — Только… вы никогда о ней не писали, верно?

— Разве?

— Ну, во всяком случае, в явном виде, — сказал он и тут же дико испугался — вдруг он забыл про какой-нибудь из моих эпохальных трудов?

— Надо полагать, это зависит от того, что вы считаете явным. Я совершенно уверен, что много раз писал о той войне. Иногда — неприкрыто. Иногда — чуть завуалированно. Но война всегда была в моих книгах. Верно? Вы согласны? Или я сам себя обманываю?

— Ни в коей мере. Но я только имел в виду, что…

— Разве что я потерпел полный крах в своем творчестве. Может быть, мне не удалось объясниться так, чтобы меня поняли. И моя писательская карьера — пшик.

— Нет, мистер Сэдлер, как вы могли такое подумать. Наверное, вы меня не совсем поняли. Всем ясно, что великая война играет значительную роль в вашем тво…

Когда человеку восемьдесят один год, он развлекается как может.

* * *

Поскольку лет за пятнадцать до того я покинул город и удалился, как говорят, на лоно природы, то на ночь после торжественного ужина снял номер в гостинице. Многочисленные старые друзья уговаривали меня зависнуть в лондонских барах до утра. Но я не стал подвергать опасности свою жизнь и здоровье, а попрощался со всеми в пристойный час и направился в Вест-Энд, предвкушая крепкий ночной сон и наутро — возвращение домой ранним поездом. Поэтому я несколько удивился, когда меня окликнул портье, стоящий за конторкой в вестибюле гостиницы.

— Сэдлер, — назвался я и помахал перед ним ключом от номера, решив, что он принял меня за восьмидесятилетнего постороннего гуляку. — Номер одиннадцать ноль семь. И направился к лифту.

— Да-да, сэр. Я просто хотел сказать, что вас ждет дама. Она уже примерно час сидит в баре для постояльцев.

— Дама? — Я нахмурился. — В такой поздний час? Это не ошибка?

— Нет, сэр. Она спросила вас по имени. Утверждает, что вы ее знаете.

— И кто она такая? — нетерпеливо спросил я. Еще не хватало, чтобы журналисты или поклонники начали осаждать меня среди ночи. — У нее под мышкой случайно нет пачки книг?

— Нет, сэр, я ничего такого не видел.

Я огляделся и задумался.

— Послушайте, вы можете оказать мне любезность? Пойдите скажите ей, что я уже лег спать, с извинениями и все такое. Попросите ее связаться с моим агентом — он с ней разберется. Погодите минуту, у меня где-то была его карточка.

Я порылся в кармане, достал горсть визитных карточек и в отчаянии уставился на них. Столько лиц, столько фамилий, и все надо запомнить. Это мне никогда не давалось.

— Простите, я не думаю, что это поклонница. Может быть, родственница? Она довольно пожилая, если можно так выразиться.

— Можно, если она в самом деле пожилая, — разрешил я. — Но она никак не может быть родственницей. Она точно не передавала никакой записки?

— Нет, сэр. Она просила сказать, что приехала из самого Нориджа. Уверяла, что вы поймете.

Я уставился на него. Он был очень смазлив, а ведь горбатого могила исправит.

— Мистер Сэдлер! Мистер Сэдлер, вам нехорошо?

* * *

Я с замиранием сердца подошел к входу в полутемный бар, чуть ослабил галстук и начал осматривать зал. В нем было удивительно людно для такого часа, но ошибиться я не мог. Она была единственной пожилой дамой среди присутствующих. Но, мне кажется, я и так узнал бы ее где угодно. Несмотря на то что прошло столько лет, я всегда о ней помнил. Она читала книгу (неизвестную мне) и подняла глаза — хотя и не в мою сторону, — видимо, оттого, что почувствовала на себе мой взгляд. Мне показалось, что по ее лицу пробежала тень. Она взялась за бокал с вином, поднесла его к губам, но передумала и поставила обратно. Я долго стоял, не двигаясь, в центре зала, и лишь когда она повернулась ко мне и чуть заметно кивнула, я подошел и сел рядом. Она хорошо выбрала место: в небольшой нише, поодаль от остальных посетителей. Свет тоже падал удачно, скрадывая морщины. Удачно для нас обоих.

— Я прочитала в газете о вашей награде, — начала она безо всяких предисловий, как только я сел. — И так получилось, что я была в Лондоне — приехала на свадьбу внука, она была вчера. Отчего-то я решила повидаться с вами. Под влиянием минуты. Надеюсь, вы не возражаете?

— Я рад, — ответил я, как того требовала вежливость; на самом деле я не мог бы сказать, какие именно чувства вызвало у меня ее появление.

— Значит, вы меня помните. — Она чуть заметно улыбнулась.

— Да, помню.

— Я так и знала.

— Свадьба, — сказал я, желая перевести разговор на нейтральную тему, чтобы собраться с мыслями. — Вы хорошо провели время?

— Как обычно на свадьбах. — Она пожала плечами и кивнула официанту, который предлагал снова наполнить ее стакан. Я заказал маленький стаканчик виски, потом передумал и увеличил порцию. — Мы ничего не делаем как родственники, вместе, только едим и пьем. Странно, правда, Тристан? Но в общем, да, я думаю, свадьба вышла неплохая, хотя девушка мне не очень нравится. Она вульгарна. Видите, как откровенно я выражаюсь. Я уже знаю, что Генри с ней намучается.

— Генри — это ваш внук?

— Да. Младший мальчик моей старшей дочери. У меня восемь внуков, вы можете поверить? И шесть правнуков.

— Мои поздравления.

— Спасибо. Разумеется, вы гадаете, что мне от вас нужно.

— Я не успел об этом подумать, — ответил я и поблагодарил официанта, принесшего мой виски. — Вы застали меня врасплох. Простите меня, если я окажусь не в лучшей форме.

— Ну так вы же старее динозавров, — небрежно бросила она. — Хотя я еще старше, так что вот. Но мы с вами до сих пор в здравом уме и твердой памяти — надо думать, благодаря здоровому образу жизни и правильному питанию.

Я улыбнулся и медленно отпил глоток виски. Она совсем не изменилась. Торопливая, забавно бессвязная речь, настойчивый ум и начитанность.

— Надо полагать, я должна вас поздравить, — произнесла она после паузы.

— Поздравить?

— С наградой. Мне говорили, что она весьма престижна.

— Да, мне тоже говорили, — ответил я. — И, если честно, весьма безобразна. Удивительно, как это они не удосужились заказать скульптору что-нибудь красивое.