ваше письмо с таким-то заключением, но, понимаете, мы в безвыходном положении, студия стоит без работы. Но мы примем все меры — мы привлекаем наш союз писателей, мы доработаем, мы учтем всё и т. д. и т. п.», то есть ни одного случая не было, чтобы согласились с нашим предложением. Но что может сделать наш министр, когда ему секретарь ЦК республики звонит и говорит, что будут приняты все меры, но только разрешите запустить в производство фильм? И министр разрешает, а после этого выясняется, что они ничего не сделали на месте.

Действительно, Фурцева оказалась между молотом и наковальней. С одной стороны, как министр культуры СССР она должна наложить решительный запрет на производство фильма, забракованного управлением ее министерства. С другой — как член ЦК она вынуждена была считаться с мнением других «коллег» — по партии. Если от позиции одного секретаря ЦК нацкомпартии мало что зависит, то несколько недовольных могут нажаловаться первому секретарю ЦК КПСС и осложнить ее положение, и без того шаткое.

Вадим Владимирович Разумовский подтвердил, что киностудии решали вопросы через голову руководства Управления по производству фильмов непосредственно в кабинете Фурцевой, как случилось ленфильмовской кинолентой «Горизонт»:

— …нам мешало в работе и такое обстоятельство, что по этому принципиальному фильму, когда мы его увидели в первом варианте, то у нас первых возникло мнение, что это фильм порочный. И они (создатели фильма. — С. В.) пожаловались на нас. И тут нужно сказать, что когда творческих работников принимает заместитель министра или министр, то непременно кто-то из нас туда должен являться. Но когда речь идет о принципиальных ошибках, в данном случае о такой ошибке «Ленфильма», и когда Е. А. Фурцева принимала творческий коллектив и вместе с ними руководителей Министерства культуры [РСФСР], которое, кстати, неправильно держалось дважды в оценке этого фильма, — мы не присутствовали[602].

Тут явно сказывалось пристрастие руководителей сталинской школы к выстраиванию ручного механизма управления. Однако для создания хороших фильмов отработанные годами методы оказались непригодны.

Вслед за начальником в контратаку перешла и его заместитель, Ирина Александровна Кокорева:

— …не нужно Управлению и Министерству отвечать за каждый фильм. Для этого создана гигантская махина — есть Художественные советы — и здесь, и у них на киностудиях. Но никто не спросил ни одного раза с них, а [спрашивают] с редакторов Управления, хотя Художественным советам и министрам культуры [союзных республик] даны все права. Но спрашивал ли с них кто-нибудь? Никто[603].

Логичный вопрос задала Ирина Александровна? Логичный. И спросить с министра культуры союзной республики мог по большому счету только один человек — Екатерина Алексеевна Фурцева. Однако, исходя из дипломатических соображений, она этого не делала.

Масла в огонь подлил натерпевшийся от Фурцевой начальник Главного управления по делам искусств Минкульта Павел Андреевич Тарасов:

— Возьмем фильм «Похищение». Фильм действительно порочный. Но по этому фильму можно было драться? И я вам скажу, что т. Фурцева буквально перед самым съездом поставила вопрос — почему за полтора года работы ее в министерстве она ни разу не видела ваших возражений по запускаемым фильмам? Использовали ли вы все ваши права, если министр ни разу не вступила в конфликт с республиками? Не использовали! А в ЦК по идейно-порочным фильмам были у вас выступления? Нет. Заведующий сектором кино ЦК КПСС здесь присутствует, и он может сказать[604].

Тарасов был бы, судя по всему, совсем не против того, чтобы Фурцева вступила «в конфликт с республиками». И желательно — не в один.

Заведующий сектором кино Отдела культуры ЦК КПСС Владимир Евтихианович Баскаков, к его чести, отмалчиваться не стал. Как большой человек со Старой площади, он нашел и за что похвалить, и за что поругать Управление по производству фильмов.

Напомнив о провале командировок на армянскую и среднеазиатскую киностудии, он заявил, что на студии надо направлять таких людей, которые действительно могут быть консультантами и оказывать помощь в работе. Напомнил Баскаков и о недавнем постановлении ЦК КПСС, указавшем, что целый ряд историко-партийных фильмов, связанных с «культом личности Сталина, неприемлем для широкого проката на экранах страны»[605]. Причем Минкульт СССР предложил разработать план новых историко-партийных фильмов, однако с разработкой этого плана явно не торопился.

— Мне кажется, что это дело надо взять под контроль, — сделал прозрачный намек куратор со Старой площади.

По итогам всех обсуждений партком Министерства культуры принял 12 декабря 1961 года постановление «Об ответственности коммунистов Управления по производству фильмов за порученное дело». Работа партбюро управления признавалась «неудовлетворительной»[606], что в послесталинскую эпоху было явлением крайне редким. Саламанова освободили от обязанностей секретаря парторганизации и вывели из состава партбюро управ-ления. Фурцеву просили ускорить назначение начальника управления и укрепить руководство сценарно-редакторским отделом. Заместителю министра Николаю Николаевичу Данилову указали на «недостаточную оперативность» в решении вопросов, а заместителю начальника управления Ирине Александровне Кокоревой — на «недостаточную принципиальность» в оценке работы управления.

* * *

Фурцева старательно делала хорошую мину при плохой игре. На утреннем заседании XXII съезда КПСС 20 октября 1961 года она заявила:

— Советские фильмы вышли на мировой экран и пользуются заслуженным успехом. Лучшие советские фильмы идут более чем в 100 странах мира. Такая кинокартина, как «Судьба человека», поставленная по произведению делегата нашего съезда Михаила Александровича Шолохова, вот уже два года идет в 85 странах. В Англии этот фильм показан в 1200, а во Франции — в 2 тыс. кинотеатрах. С каждым годом наша литература и искусство будут ещё сильнее оказывать влияние на развитие культурных связей и укрепление дружбы между народами[607].

Министр культуры СССР вполне могла «запудрить мозги» участникам заседаний верховного органа КПСС, однако не кинодеятелям, которые наблюдали пятнадцатилетний кризис. Что характерно, наши великие режиссеры винили в этом себя в последнюю очередь, а в первую — фурцевских аппаратчиков.

Выступление М. А. Шолохова на вручении ему Ленинской премии. Слева — Е. А. Фурцева. 1960 г. [ЦГА Москвы]

В феврале 1962 года Иван Александрович Пырьев публично предложил Екатерине Алексеевне сменить весь аппарат союзного Минкульта, с иронией заявив, что он сам вместе с Михаилом Ильичом Роммом, Лео Оскаровичем Арнштамом, Сергеем Иосифовичем Юткевичем и другими режиссерами «будем аппаратом Екатерины Алексеевны, будем ее обслуживать»[608]. Похоже, Пырьев «обратил на 180°» обязательство Николая Павловича Романова самому стать цензором Александра Сергеевича Пушкина. До реализации прожекта Ивана Александровича, который повторил бы трагедию века девятнадцатого в виде фарса века двадцатого, к счастью, дело не дошло.

19 июля 1962 года Президиум ЦК КПСС утвердил от имени ЦК КПСС постановление «О мерах по улучшению руководства развитием художественной кинематографии»[609] с неудовлетворительной оценкой руководства художественной кинематографии. В постановлении отмечалось улучшение условий для развития социалистического искусства, ликвидация последствий