— Ciao.[99]

Он направился прямиком к полкам. Пыльные книги, художественная литература, чтиво для пациентов, которые все равно предпочитают сегодня книгам телевизор. Где-то здесь обязательно должен быть атлас.

Он взглянул на женщину.

— Вы не могли бы мне помочь?

Она удивилась было, но тут же просияла:

— Могу.

— Нужно найти атлас. Давайте вы начнете с того конца. Долгожданное изменение в ее скучных буднях. Она с энтузиазмом принялась за дело и даже отложила сумочку. Томмасо проводил указательным пальцем по книжным корешкам. Зачем здесь так много кулинарных книг, это едва ли не последнее, что может понадобиться пациенту в хосписе.

— Нашла! — В руках у нее был детский атлас «Наш мир», с индейцами и ковбоями на обложке.

— Спасибо, спасибо большое.

Страницы внутри складывались в разноцветные карты. Томмасо поднял на нее глаза — ее улыбка застыла, когда он быстрым движением вырвал из обложки все страницы.

Королевская больница, Копенгаген

Такая прямая и немедленная демонстрация связи теории с практикой была ей в новинку. Ханна привыкла годами вести с коллегами теоретические споры. Когда физики наконец-то находили более-менее удовлетворительную теорию, они могли приступать к поиску доказательств — без всякой уверенности в том, что доказательства будут найдены еще на их веку. Английский физик Питер Хиггс, например, мог по праву считать себя счастливчиком: в 1964 году он предсказал существование частицы, которую теперь с фонарями ищут в специально для этой цели вырытом двадцатисемикилометровом подземном туннеле под Швейцарией. Хиггсу сейчас восемьдесят, и если он доживет до открытия той частицы, которую теоретически предсказал более сорока лет назад, то станет одним из немногих физиков, которым довелось увидеть и теорию, и ее доказательство. Счастливец Питер Хиггс — и теперь вот Ханна.

Она рассматривала людей в холле Королевской больницы, мужчин и женщин в белых халатах. Вчера вечером она нашла логику в схемах убийств и с географической точностью рассчитала координаты этого места — не имея ни малейшего представления о том, что здесь находится главная больница страны. Нильс вернулся со своего обхода вестибюля.

— Ну конечно. Конечно, — повторил он.

Ханна не знала, что на это ответить, и чувствовала себя не в своей тарелке. Снова вытащила и включила навигатор — может быть, тут какая-то ошибка?

— Он разве работает?

— Сейчас попробую.

Маленький компьютер включился и моментально поймал сигнал сателлитов в вечном круговороте планеты.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Нильс.

— Да, все сходится. Мы на месте.

Она в отчаянии посмотрела на него. Нильс покачал головой:

— Врачи. Акушерки.

— Раковые исследователи, лаборанты, хирурги, — подхватила Ханна. — В Королевской больнице и нет, по большому счету, людей, которые не помогали бы спасать других. Тут все кругом праведники и по определению хорошие люди.

— Вы не можете найти точное место? — спросил Нильс.

— Точнее сейчас не получится. У нас слишком мало времени.

Нильс выругался про себя и снова принялся обходить вестибюль. Ему вдруг пришло в голову, что если бы не эта проклятая фобия и боязнь летать, он сидел бы сейчас у бассейна. Да, сейчас он сидел бы там, напивался до потери памяти, и ему было бы совершенно плевать на все. Вместо этого он заглядывает в больничную столовую для персонала, осматривая сотни людей в белых халатах. Белых, как символ добра. Самые преданные солдаты Гитлера носили черное. Врачи носят белое. Ханна взяла его за руку, она поняла, о чем он думает.

— Их так много.

— Да, — согласился он. — Слишком много.

Регистратура, Королевская больница

Мужчина в регистратуре даже не поднял глаз от своего компьютера. Может быть, он решил, что его разыгрывают, спрашивая, сколько человек работает в больнице.

— На общие вопросы отвечает пресс-служба.

Нильс показал свое удостоверение.

— Я спросил, сколько человек здесь работает.

— Ну…

— Если учитывать всех. Врачей, медсестер, вахтеров, уборщиц. Всех.

— Вы хотите проведать кого-то из пациентов?

— Да, еще пациенты и их родные! Нет, давайте так: как по-вашему, сколько человек находится сейчас в этом здании?

Мужчина недоуменно смотрел на Нильса. Ханна потянула его за рукав.

— Нильс.

— И сколько из них в возрасте между 44 и 50 годами?

— Нильс. Это безнадежно.

— Почему?

Она виновато посмотрела на мужчину в регистратуре, который только пожал плечами.

— Нильс.

— Это наверняка можно посчитать, сейчас же все на свете регистрируется! Я не сомневаюсь, что мы можем узнать, кто из работающих здесь в возрасте между 44 и 50 годами находится сейчас в здании.

— И что потом?

— Выяснить, кто из них больше всего подходит под определение «хороший, справедливый человек». Предотвратить убийство, вы разве не за этим мне позвонили?

— Я не знаю… все это как-то слишком далеко зашло.

— Да почему? Ну взгляните на список жертв: педиатры, священники, юристы, учителя… Получается, что большинство из них — это люди, у которых был широкий круг знакомств. Люди, которые помогают другим.

Ханна глубоко вздохнула и вслед за Нильсом тоже подумала о том, где бы она могла сейчас быть, если бы не все это, — у озера, в кресле-качалке, с кофе и сигаретой. В своем собственном мире.

В вестибюле под стеклом стояла точная модель больницы. Нильс наклонился над ней, положив руки на стеклянную поверхность. Он потел, и ладони оставляли нервные следы. Ханна стояла рядом с ним, и они молча разглядывали миниатюрную модель здания, в котором сейчас находились, как будто это могло как-то облегчить им задачу. В главном корпусе шестнадцать этажей, старая часть больницы занимает территорию, на которой уместился бы небольшой провинциальный городок. Нильс поднял вдруг взгляд на Ханну:

— А вообще нет, вы правы. Мы сделаем по-другому.

Остров Амагер, Копенгаген

Нильс ненавидел закрепившееся в народе за этой частью города название «Дерьмостров». Вот и сейчас у шоссе стояли двое демонстрантов с криво написанным транспарантом в руках: «Добро пожаловать на Дерьмостров, все мировые дерьмолидеры уже тут». Ханна тоже их заметила, но никак это не прокомментировала. Борода одного из них заиндевела от мороза и снега, он был похож на того, кем наверняка и являлся на самом деле: на сумасшедшего. Из тех, кого всегда привлекают мероприятия, подобные климатическому саммиту. Конференция ООН по изменению климата была соблазнительной приманкой для людей конспиративного склада ума, отличной наживкой для параноиков, повсюду выискивающих знаки апокалипсиса: все мировые лидеры в одном месте! Там, куда копенгагенцы в старые времена свозили отходы своей жизнедеятельности. Это было даже чересчур символично. Теперь болота закрыли тонким слоем асфальта и тут выстроили район, как будто вышедший из французского научно-фантастического фильма шестидесятых годов. Наземные железные дороги, по которым ездят поезда без машинистов, однотипные высокие белые дома. Клиническая архитектура, выдуманная в то время, когда казалось, что будущее принесет индивида в жертву коллективу. Вышло, однако, иначе. Сорок лет назад никто не представлял себе, что мир станет термостатом, который мы сможем подкручивать потеплее-похолоднее — главным образом, конечно, потеплее.