Она помолчала, обдумывая его слова:

— Да, правда. Но теперь, наверное, я лучше поеду домой.

Нильс пристально посмотрел на нее.

— Да, так, пожалуй, будет лучше всего. Проблема ведь на самом деле совсем не в том, что вы видите слишком много закономерностей, правда?

Он снова завел мотор.

— Что вы имеете в виду?

— Теперь проблема в людях, Ханна. Пока вы имеете дело с закономерностями, теориями и всем, что происходит у вас в голове, все хорошо. Но как только речь заходит о людях, о настоящих людях — тут вы пасуете, верно?

Она подняла на него удивленный взгляд.

— Я ничего такого не говорила.

— Закономерности, черные дыры и черная материя — это вам по плечу, Ханна, тут вы себя чувствуете на коне. Но стоит вам столкнуться с людьми из плоти и крови. Со мной, например… С людьми вокруг меня. Со следующей жертвой. С вашим сыном…

— Ах ты…

Потеря контроля была столь же неожиданна для нее, как и для него, но кулаком по голове получил только он.

— Ханна!

Сначала она издала приглушенный вопль, отдавшийся эхом в маленьком салоне машины, потом начала осыпать Нильса ударами.

— Ханна! Успокойся! — кричал Нильс, закрывая лицо руками. Он мог бы схватить ее за руки, но решил этого не делать.

— Ах ты, ах ты… — повторяла она снова и снова, ни разу не закончив предложения. Она вкладывала в удары всю свою силу и не собиралась останавливаться.

Потом удары вдруг прекратились. Он почувствовал привкус крови и подумал, что даже хорошо, что она воочию видит результаты своей злости. Секунды сложились в минуту. Может, даже в несколько минут.

— У тебя кровь идет.

— Ничего страшного.

Тяжело дыша, она потянулась к его рту, стерла капельку крови на нижней губе, и Нильс взял ее за руку. Поцелуй получился сам собой. Она повернулась на сиденье, оперлась на одно колено и потянулась к нему. Она сама его поцеловала, он только ответил. Ее язык осторожно скользнул по маленькой царапине на нижней губе, прежде чем встретился с его языком. Так они сидели какое-то время.

Ханна выпрямилась и посмотрела в окно — как будто ничего не было, ни поцелуя, ни ее взрыва. Она первой нарушила тишину, сказав просто:

— Да, ты прав.

Церковь Свв. Иеремии и Луки, Венеция

Телефон зазвонил в тот самый момент, когда смолкла сирена. Номер начинался на +45 — значит, датский. Разговаривать по телефону в церкви было запрещено, но Томмасо поставил свечку для мамы, перекрестился и вообще был хорошим мальчиком. Даже две свечи на всякий случай. Маленькие елочные свечки, которые сгорели почти мгновенно. Он отошел в боковой придел, чтобы никому не мешать, и заговорил вполголоса.

— Томмасо Ди Барбара.

Звонила та же самая датчанка, она спросила, прослушал ли он оставленное ею сообщение.

— Оui.[101]

У ее французского был сильный датский акцент, зато она очень четко чеканила слова.

— Все сходится, до последней цифры после запятой.

— Это просто невероятно.

— Если мы правильно предполагаем, что речь идет о числе тридцать шесть…

В трубке что-то скрипело. Томмасо взглянул на лик Иисуса у себя над головой. Тот стоял, раскинув руки в стороны, а Фома неверующий ощупывал пальцем рану у него на боку — там, где римское копье проткнуло тело Спасителя.

— Алло, вы тут?

— Да, простите, — ответила Ханна. — Два последних убийства. Должны произойти у вас или у нас.

— Вы уверены?

— Да, — она ответила не колеблясь, исполненная веры в свои слова, что как нельзя лучше гармонировало с местом, где находился Томмасо.

— Но… — начал он, пытаясь внятно сформулировать свое удивление. В стеклянном гробу у алтаря лежала одетая в красное кукла, которую фотографировал какой-то турист. Томмасо отвернулся от этой сцены и спросил в трубку: — Когда?

— Похоже, все убийства совершались на закате солнца.

Томмасо мысленно пробежал список жертв. Как же он сам этого не заметил? Наверное, потому, что точное время совершения убийства было указано всего в нескольких случаях. Но все равно, он работал над этим делом ежедневно в течение полугода, даже больше, а этой датчанке удалось разгадать загадку в два счета.

— Господин Барбара?

— Оui?

— Я сейчас пришлю вам сообщение с приблизительными координатами того места, где будет совершено убийство.

— Что я должен сделать?

Ханна помолчала несколько секунд и ответила:

— Что мы должны были сделать тогда, когда вы передали нам дело?

Томмасо осмотрелся вокруг. Ханна спросила:

— Когда у вас садится солнце?

— Думаю, очень скоро.

— Тогда я на вашем месте посвятила бы оставшееся время проверке тех координат, которые я сейчас пришлю. Найдите место, где будет совершено убийство, попытайтесь его предотвратить.

— Да, понятно, просто моя мама…

Он подумал, не рассказать ли ей, как обстоят дела. Что его мать умерла, что ему нужно к ней вернуться, что если он уйдет прямо сейчас, это будет выглядеть очень странно. Он ничего не сказал.

— Навигатор дает небольшую погрешность, но координаты должны соответствовать месту, с поправкой в несколько метров. Мне нужно идти.

На ступеньках церкви сидел Лучано, один из немногих венецианских бездомных. Их количество резко сократилось с массовым наплывом туристов; когда Томмасо был маленьким, бездомных было гораздо больше, теперь же кроме Лучано никого, считай, не осталось. Зато Лучано помогал весь район, он был предметом общих забот.

— О, Томмасо. Дай-ка мне немного денег.

Томмасо порылся в карманах.

— 80 центов пойдет?

— Ай, да ну тебя, — Лучано красноречивым жестом отказался от восьмидесяти центов и возмущенно вздохнул. Томмасо нашел в заднем кармане пять евро и протянул их попрошайке.

Перебегая через площадь, он заметил, что вода поднялась еще на сантиметр. На улице не было ни души, если не считать сидящего на ступеньках Лучано.

— Счастливого Рождества! — крикнул старый пьяница вслед Томмасо, скрывшемуся за углом.

Королевская больница, Копенгаген

Ханна сидела в больничном холле, Нильс беспокойно ходил взад-вперед, пока не увидел в окно того, кого они ждали. Каспер припарковал свой велосипед, снял с него фонарики и вошел внутрь.