Скажите, а это точно, что он убийца?

— Мы проверяем его на причастность.

— Но вы и меня проверяете. Наверное, прямо сейчас. — Она посмотрела на Колосова. — Но я-то, тьфу-тьфу, — она постучала кулачком по стене, — пока тут, а он у вас в казематах.

— Ничего, ему полезно посидеть, — ответил Никита.

Что ж… Она вроде бы охотно, зло и подробно отвечала на все его вопросы. Сплетничала вроде бы от души и опять же вроде бы ничего не скрывала. Но… отчего у него в душе такой неприятный осадок от этого допроса? Словно он полчаса толок воду в ступе, а узнавал лишь то, что ему и так отлично было известно?

— Ладно. — Он встал. — Спасибо за помощь, Елена Борисовна. Говорите, у Разгуляева репетиция?

Не проводите меня, а то боюсь, не пропустят к вашей звезде.

— Это вас-то не пропустят? — Она тоже поднялась. Сигарета ее дымилась.

В дверях администраторской он вежливо пропустил ее вперед. Погребижская вприпрыжку спустилась и вдруг… Застыла на месте. Лицо ее стало землистым.

Сигарета выпала. Погребижская прижала руку к груди. Казалось, ей трудно было пошевелиться, сделать шаг.

— Елена Борисовна, что с вами? — встревожился Колосов.

— Ничего.., так.., мениск.., в ногу что-то вступило. — Держалась она, однако, за грудь. — Прямо искры из глаз… Вы идите, мне надо присесть, отдышаться.

— Да я за вашим врачом сбегаю, хотите?

— Нет, нет. — Она глубоко, жадно вздохнула. — Не нужно, спасибо… Уже лучше. Я просто оступилась. Неловко ступила на больную ногу.

Повернулась к двери администраторской. Поднималась по ступенькам медленно и осторожно. Однако не хромала. Впечатление было такое, что она несет себя, как полное ведро. И боится, смертельно боится расплескать.

Несмотря на то, что стоял белый день и солнце слепило глаза, на куполе шапито мигала иллюминация. Ее проверяли светотехники к вечернему представлению. А на манеже репетировал Разгуляев.

Колосов вошел в амфитеатр и чуть не оглох.

Сверху из включенного на полную мощь динамика ударила громоподобная барабанная дробь. Напуганная шумом, прямо под ноги Никите метнулась мартышка в цилиндре и бархатной курточке, за ней волочился оборванный поводок. Следом устремился цирковой служитель, пытаясь поймать беглянку. Никита сплюнул: тьфу ты пропасть… Цирк!

То, что он увидел в следующую минуту, помимо воли приковало его внимание: на манеже — клетка, а в ней пять пятнистых злых леопардов на тумбах. В центре — черная пантера упрямо и свирепо катит шар по рельсам. А перед ней Разгуляев. Вот он выпрямился, раскинул руки — ап! Черное гибкое тело распласталось в прыжке. Колосов едва не схватился за кобуру.

Ему померещилось, что эта черная злыдня сейчас вцепится дрессировщику в горло, но…

— Тише! Вы что, с ума сошли! — В Никиту точно клещ вцепился Липский, которого тот в горячке и не заметил. Он стоял возле самой сетки, напряженно следил за репетицией. Пантера перемахнула через Разгуляева и приземлилась на тумбу. Это был отрепетированный трюк.

— Номер сорвете! — возбужденно зашептал Липский. — И так тут все на лезвии бритвы балансирует.

Вы еще лезете!

— Я никуда не лезу. — Колосов стряхнул его с себя. — Я просто подумал.., зверь же.., хищник.

В клетке начало происходить что-то. Липский махнул рукой — подождите вы! Смотрел на манеж.

Пятнистые ерзали на своих тумбах, переминались с лапы на лапу, и то один, то другой пытался спрыгнуть, подавая голос, рычал, скалился.

— Валя! Внимание! — крикнул Липский. — Справа!

«Справа», на взгляд Никиты, не происходило ровным счетом ничего. Там сидела сонного вида зверюшка ростом с хорошего теленка с клыками и когтями и брезгливо косилась в сторону пустого амфитеатра. Но едва Разгуляев приблизился, этот леопард мгновенно преобразился: бешено оскалил клыки и начал метко и сильно наносить удары лапой по тонкой палке в руке дрессировщика.

— Валя, ради бога, осторожнее., не перегибай…

— Я сам разберусь, Теофил Борисыч!

Липский наклонился к Колосову:

— Что вы наделали, а? Зачем забрали Генку? Ведь это же… Без ножа вы нас зарезали. Валентина в такие условия поставили! Он жизнью рискует!

Колосову уже осточертело отвечать на подобные упреки. Так и подмывало брякнуть этому «укротителю элефанта», в чем именно обвиняется Генрих Кох.

Злобное рычание из клетки. «Неподдающийся» леопард нехотя спрыгнул с тумбы и так же нехотя, огрызаясь на каждом шагу, направился к пирамиде в центре манежа. Прыгнул на одну из ее ступеней. На две другие ступени Разгуляев загнал еще двух леопардов. Потом положил хлыст на шар, подошел к пирамиде и… Тут Колосов похолодел. Дрессировщик протиснулся между пятнистыми телами и оседлал того самого зверя, который всего минуту назад пытался достать его когтями. Два других леопарда оказались у него за спиной, на возвышении. Никита отлично видел, куда именно был направлен их острый прицельный взор: на открытую шею и плечи человека.

— Самый опасный трюк. Сейчас он в полной их власти, — шепнул Липский. — Если что, не дай бог, никто и вмешаться не успеет. На этом трюке погиб великий Тогарэ.

Барабанная дробь смолкла. Могильная тишина в цирке. Ворчание леопарда. И — марш «парад-алле» из динамиков. Разгуляев спрыгнул на манеж.

— Тогарэ был знаменитый укротитель начала века. Красавец, женщины его просто обожали. — Липский как-то странно смотрел на арену: одновременно с восхищением и неприязнью. — Эпатировал публику знаете как? На арену в начале номера выставляли гроб, выпускали львов. Они выволакивали из гроба кровавые куски мяса, рвали и пожирали их прямо на глазах публики. Оргия, одним словом, кромешная.

Дамам дурно делалось. А затем в клетке появлялся сам Тогарэ и силой загонял зверей на тумбы, заставляя бросить добычу. Он первый придумал и эту вот «пирамиду смерти». На ней и погиб — на него бросился леопард, загрыз. Валентин похож на Тогарэ, сам это знает, подражает ему… Дурак. Самонадеянный мальчишка…

— А в вашем цирке это самое, ну, с гробом, проделать не пытались? — спросил Никита, следя за манежем. Там вроде все утихомирилось. Звери снова чинно расселись по местам.

— Генка как-то раз предложил. Говорил, что гуманной дрессировкой никого сейчас не удивишь.

Нужен риск, эпатаж. Одним словом, опасный кровавый спорт. Это, мол, значительно повысит сборы.

— А он не сообщил, откуда гроб взять?

— Нет. А при чем тут… — Липкий внимательно глянул на Колосова и ответил холодно:

— Естественно, этот бред отвергли. Всему есть предел, в конце-то концов.

— День добрый. Какими судьбами?

Колосов отвернулся от Липского — с той стороны клетки на него смотрел Разгуляев. Он стоял, широко расставив ноги, вполоборота к ним, не упуская из виду и рассевшихся полукругом на тумбах хищников.