Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ту было уже ничем не остановить. Нина, не обращая внимания на всяческие предупреждения Татьяны, выпытала у неё все координаты больницы и заявила, что прямо сейчас и поедет, чтобы успеть до семи.
– Ты же на работе до шести, может, на завтра лучше с начальством договорись, напишешь какую-нибудь заяву, – уговаривала её Татьяна, хорошо помнившая драконовские нравы этого заведения. Потеряет Нинка хорошую работу, а что её у Алексея в больнице ждёт – ещё большой вопрос.
– Начальство на совещании, одежда вся на мне, а свой компьютер сегодня я и не включала, в другом отделе в основном сидела. Ты меня случайно на месте застала, я забежала в свою комнату на минуту, значит, это судьба! – весело ответила Нина. – Вечером тебе домой позвоню, если не очень поздно из больницы приеду.
И она торопливо бросила трубку. Татьяне в ухо донёсся треск и звяканье несчастного служебного телефона.
Алексей очнулся от тряски и громкого скрипа. С трудом понял, что лежит на носилках, которые выкатывают из машины «скорой помощи». Очень болела грудь и левая рука, но сознание постепенно возвращалось, и он попытался вспомнить, что с ним произошло.
Последнее, что он помнил – как они со Светкой вышли из ЗАГСа, она начала что-то ему говорить своим мерзким голосом, и вдруг у него как будто граната разорвалось где-то внутри, в груди, и дальше – темнота.
Везут куда-то на каталке с визжащими колёсиками, рядом идёт девушка в белом халате, несёт капельницу. Видимо, в больницу привезли.
– А что со мной случилось, скажите? Я не помню ничего, – с трудом разлепив губы, попросил он её.
– У вас сердечный приступ на улице произошёл, вы сознание потеряли, – ответила медсестра. – Прохожие вызвали «скорую», это удачно, что мы быстро приехали. Сейчас вас в реанимацию направим, всё будет хорошо. Документы у вас есть с собой какие-нибудь? Паспорт, полис? – спросила она.
– Паспорт есть, а полиса нет, – пробормотал Алексей. – Очень вас прошу, позвоните моим родителям. Я заплачу. Телефон скажу.
Дышать ему было нечем.
– Говорите, я запишу и позвоню. Капельницу сейчас снимем, – сказала девушка и посмотрела с сочувствием. Надо же, не такой уж молодой, а звонить просит не жене, а родителям.
Потом Алексея на каталке долго везли куда-то по холодным тёмным коридорам, потом переложили на кровать и обвесили датчиками, и опять поставили капельницу. Он то приходил в себя, то впадал в забытьё. Боль в груди становилась слабее, но взамен пришли озноб и ужасная слабость.
Он так и не понял, сколько времени он пролежал в реанимации под капельницами, которые время от времени меняли. Пришёл врач, посмотрел на показания приборов, сказал, что состояние стабилизировалось и его переводят в общую палату.
Алексей вдруг осознал, что, несмотря на боль, эта палата реанимации оказалась для него самым лучшим и спокойным местом из всех тех, в которых ему за последние годы пришлось находиться.
Никто его здесь не знает, ни о чём его не спрашивают, ничего не требуют. Никому от него ничего не нужно. Заботятся, а от этого он вообще давно отвык. Неважно, что забота продиктована долгом и нежеланием портить статистику больницы лишней смертью.
– Доктор, а может, ещё рано в общую палату? – с надеждой спросил Алексей.
– Зачем вам лежать в реанимации? Понравилось, что ли? – удивился врач. – Обычно все, как получше становится, наоборот, просятся их отсюда перевести.
«Понравилось, – подумал Алексей. – Наверное, раненый зверь в норе, о которой никто не знает, так же себя чувствует: я здесь сейчас в безопасности, а дальше будь что будет».
Алексея перевезли в палату, где лежало ещё пятеро мужчин после инфарктов и инсультов. Постепенно до него стал доходить весь ужас его положения: он в России, без денег, без работы, даже без места жительства – ведь из родительской квартиры они со Светкой и детьми выписались, а у новой квартиры собственник – Света.
Одно хорошо – эта ведьма теперь ему уже не жена. Но в Штаты ему теперь не вернуться, посадят в американскую тюрьму до конца дней. Уж они с Джоном постараются.
Здесь, в России, он тоже в опасности. Вдруг по каким-то причинам возобновят расследование? Может, для него это было бы даже лучшим выходом. Посадят, отсидит за свои грехи, и станет легче.
Но здесь Татьяна права, не осталось никаких следов, доказать никто ничего не сможет. И всё равно давит этот груз, может, лучше было умереть от инфаркта? Все проблемы решились бы сами собой.
«Ни одной живой души на свете не осталось, кому бы я был нужен, – лёжа на продавленной кровати растравлял свою душу Алексей, – разве что мама и отец, да и они от меня отказались, наверное. Позвонила медсестра родителям или нет? Лучше бы не звонила, никого не хочу видеть».
Но мать утром пришла, посмотрела на него и стала плакать.
«Не буду ничего говорить, не хочу, пусть думает, что я ещё не соображаю толком ничего. Потом, завтра, когда-нибудь…» – думал Алексей. Маму ему было жалко, конечно, но преодолеть себя он не мог.
Мать посидела, пошла поговорила с врачом и вернулась немного успокоенная.
– Твой лечащий доктор уверяет, что состояние у тебя неплохое, поправишься обязательно, – сказала она. – Давай, сынок, приходи в себя, поешь хоть немного, я тебе кое-какую еду принесла, и сок вот на тумбочке оставляю. А еда в холодильнике, в коридоре. Я завтра обязательно приду.
Мама ушла, вытирая слёзы.
Алексей пролежал весь день, глядя в потолок. Мысли в голове крутились самые мрачные. Есть ему не хотелось совершенно, только соку немного попил.
Вечером, когда в коридоре раздался звон посуды, и санитарки начали развозить на громыхающих каталках ужин лежачим больным, он отвернулся к стене, чтобы ничего не видеть. Снова то ли впал в полузабытьё, то ли задремал.
Вдруг послышались чьи-то быстрые лёгкие шаги, и в палате прозвучал весёлый женский голос. «Вроде бы какой-то знакомый голос», – вяло подумал Алексей и прислушался.
– Сосед, проснись, к тебе жена пришла! – какой-то мужчина, видимо, ходячий сосед по палате, слегка потряс его за плечо.
«Как жена?! Нет! Не хочу! Она же улетела!» – и Алексей в панике, не открывая глаз, натянул на голову одеяло.
– Да не пугайте его, не жена, просто знакомая! – засмеялась женщина.
Алексей слегка приподнял над головой одеяло, как он посчитал – совершенно незаметно для окружающих. Нос уловил свежий запах клубники, и мгновенно всплыли воспоминания о детстве, о их даче в Пупышеве, где они с братом