Но на практике Аргентина — это централизованная страна. Буэнос-Айрес запрещает и разрешает, приказывает, навязывает, собирает налоги, распределяет доходы, освящает и отменяет законы. Как сказано в «Романсеро»[60], «такова Кастилия, она возвышает и губит людей». Буэнос-Айрес возвышает и губит людей, правительства, экономические и политические планы. «Революция парка», как мы видели, или революции 1930 и 1943 гг. были чисто столичными движениями, и тем не менее их последствия почувствовала вся страна.

Изменится ли когда-нибудь такая ситуация? История (я продолжаю апеллировать к этой науке) показывает, что достижение истинного федерализма кажется все большей утопией. Но история также доказывает, что люди, благодаря своей фантазии и смелости, могут находить меры, частично ограничивающие с каждым разом все более удушающий централизм. Я остаюсь пламенным сторонником переноса столицы Аргентины; я написал об этом и привел доводы в пользу такого решения еще в начале 1982 г. в книге «Буэнос-Айрес и Аргентина». Я полагаю, что предложение президента Альфонсина о переносе столицы в город Виедма было во многом непродуманным и ошибочным, поэтому общество и даже его собственная партия отнеслись к этой идее очень холодно и вскоре забыли о ней. Но я продолжаю считать перенос трех ветвей власти в другой город, в уже существующий или в тот, который будет построен для этой цели, необходимым, и со временем данный вопрос станет еще более острым. Это не полностью решит проблему централизма, но заметно улучшит ситуацию.

Нужно понимать, что стремление аргентинцев к федерализму подлинно, у него глубокие исторические корни; иногда в истории Аргентины были подвижки в решении этой проблемы на основе реалистичных и продуманных планов. Мне кажется, что если и можно извлечь урок из аргентинской истории, то он состоит в следующем: стране необходим федерализм. Эта тема тесно связана с самобытностью аргентинских провинций, с их правом на самостоятельное развитие. Необходимо предотвратить поглощение людских и природных ресурсов провинций этим чудовищным и столь соблазнительным городом, каким является столь любимый нами Буэнос-Айрес. Повторяю, это является приоритетом и общенациональной проблемой.

Далее нужно отметить другой вектор, свойственный аргентинской истории. Я имею в виду тенденцию, направленную на совершенствование политической демократии, что тесно связано со стремлением к социальному равенству. Эта тенденция иногда просматривалась и в колониальный период, но с особой силой она проявилась после 1810 г.

Выше было показано, что Майская революция принесла новые идеи; в частности, схоластическая концепция общего блага была заменена на принцип народного суверенитета. Этот принцип был реализован на практике далеко не сразу. Иногда в истории Аргентины демократия состояла лишь в том, что народ избирал своего каудильо.

Но по мере развития страны были найдены юридические и политические формулы, позволившие направить стремление к демократии, существовавшее главным образом в народных массах, в мирное русло. Кульминацией этого процесса стало принятие закона Саенса Пеньи, хотя это и не означало автоматического установления идеальной политической демократии. Более того, закон Саенса Пеньи много раз нарушался, и власти, избранные народом на выборах, иногда оказывались сметены военными переворотами.

Но тем не менее аргентинский народ рожден для демократии. Это предопределено историей: характер аргентинцев, сформировавшийся в колониальный период, отличается свободолюбием, независимостью, отсутствием склонности к подчинению и иерархии; Буэнос-Айрес был плебейским городом, не имевшим аристократии, а провинции, в которых существовало кастовое общество, постепенно изменились, особенно начиная с середины XIX в. Позднее мощные волны иммиграции способствовали развитию этой тенденции, поскольку иммигранты рассчитывали только на свои силы, способности и удачу; кроме того, дети этих иммигрантов, сформировавшиеся под влиянием системы образования, созданной деятелями «поколения 1880 года», вскоре потребовали себе место под солнцем.

Таким образом, история, несомненно, подтверждает стремление аргентинцев к демократии. Верно, что на некоторых этапах проявлялись авторитарные тенденции, отказ от выборов, но всегда это воспринималось как временное решение, как вынужденные меры, хотя некоторые считали их необходимыми. И каждый раз, когда в стране вновь проводились выборы, аргентинцы шли голосовать массово, я бы сказал, с ликованием. Поэтому аргентинцы исторически тесно связаны с политической демократией.

Похожей является ситуация с чувством равенства, характерным для аргентинского общества. Оно, так же как и стремление к демократии, имеет исторические корни. Путешественники XIX в. восхищались простотой обращения пеонов к хозяевам, что было так непохоже на раболепство и покорность, которые эти путешественники наблюдали в других странах американского континента. Итальянский иммигрант, обосновавшийся в аргентинском городе Колониа-Каройя, писал, приблизительно в 1870 г., своим родственникам, что наибольшее впечатление в Аргентине на него произвело то, что во время разговора с богатым человеком не нужно снимать шляпу.

Равенство не означает, что все люди одинаковы, но все должны иметь равные возможности для самореализации в обществе, никто не должен оказаться на обочине из-за отсутствия доступа к образованию, нельзя относиться к людям с презрением из-за того, что они бедны, нужно признавать во всех людях человеческое достоинство. Возможно, поэтому идеи социальной справедливости, выдвинутые Пероном, были признаны после первоначальных споров всеми, а законы, провозгласившие, что государство не может оставаться безразличным к судьбе обездоленных, продолжали действовать и после свержения Перона.

Демократия и равенство — это две стороны одной медали и два вектора аргентинской истории. Они сталкивались с препятствиями, иногда прерывались, но никогда не подавлялись полностью. Отказаться от демократии и равенства означает идти против души Аргентины. Не все страны Латинской Америки могут сказать о себе то же самое. И это итог исторического развития страны, один из уроков истории. Но есть и другие моменты, на которые необходимо обратить внимание.

В истории Аргентины бросается в глаза чередование столкновений, часто очень жестоких, и соглашений, показывающих политическую мудрость, терпимость и плюрализм аргентинских политиков. В книге, написанной мной несколько лет назад, я назвал это чередование «Конфликты и гармония», позаимствовав заглавие позднего труда Сармьенто.

К счастью, Аргентине не пришлось испытать эти ужасные и мучительные битвы (или, по крайней мере, в Аргентине они длились очень недолго), обескровившие многие братские народы Латинской Америки. Но иногда и в Аргентине политическая борьба велась очень жестко: в XIX в. это можно сказать о противостоянии унитариев и федералистов, в XX столетии это касается борьбы радикалов и консерваторов, перонистов и антиперонистов.