этот момент в центре атаки вперед выдвинулись их авторитеты во главы с Быком. Что поразило его так это тусклый блеск в руках их главарей ясно указывающий на заточки. Он только и успел подумать, уворачиваясь от очередного удара-Откуда в общей то камере?

По окончанию ночного побоища у Длинного были в кровь сбиты кулаки и ноюще болела скула. Несмотря на свой рост и старания, он умудрился словить по своей роже не одну ответку. На полу, перед их баррикадой из нар, валялось пятеро жмуров. Это все авторитеты из нападавших. Остальная кодла теперь опасливо жалась на своей половине хаты. Среди них он увидел и других сидельцев, получивших в замесе заточкой в тело. Те, теперь старательно перевязывали друг друга стремясь остановить кровь что бы выжить.

Бык, стоящий впереди их баррикады, нагнув голову и явно зло осклабливаясь, рявкнул.

-Ну чо, падлы? Все не уйметесь? Мы ведь и больше нарисовать можем. Еще раз пасти откроете под нары загонять начнем. Всем ясно!?

Его спич прервал лязг открываемого замка в двери камеры. Длинный испугано подумал-хана, на нас ведь всех жмуров повесят. Сейчас обшманают и у кого заточки тем не поздоровится. Всю кодлу под мокрое подпишут. За это не только каторгу могут впаять. Да к тому же, жить в хате не один день, а без заточек другая кодла их замесит в мокрое, после сегодняшнего.

Еще страшнее ему стало, когда один из вертухаев обыскивая Быка положил свою руку на место заныканной заточки. Было видно, что тюремщик ее почувствовал, но неожиданно пропустил, продолжив обыск. По результату которого громко проговорил старшему наряда.

-Чисто!

Смотря на это, Длинный не верил своим глазам. Все три заточки остались у их авторитетов. А жмуров вопреки принятым правилам из хаты утаскивала потерявшая сторона.

Наставшее утро еще больше поразило Длинного. В отворившееся смотровое окошко, вертухаем был просунут холщевый мешок со словами.

-Грев от Общества. На сегодня.

Когда, расположившись за дубком, Бык принялся доставать его содержимое, он едва не тронулся рассудком. Копченые колбасы двух сортов, свежий еще теплый хлеб, сыр и как вершина апогея бурдюк с темным, гномским пивом.

Сыто рыгнув после этого пира что, он и на воле не вкушал, Длинный довольно залыбился и не удержавшись, громко бросил.

-Наши паханы тот из Общества, поавторитетней будут чем остальные. Мы под ними и на киче не пропадем. Будем лямку тянуть как кум королю, мля.

Над дубком после его слов раздалось заливистое ржание сидевших за ним бродяг.

Я со щенячьим удовольствием и злорадством в душе, пожинаю плоды своей заподлянки. Которую начал внедрять на большом сходняке, а затем, приложив немалые усилия к договорнякам и в тюремных казематах. Потратив на это немало полновесных монет и подключив все возможные связи. Даже из самого Центрального дворца. Улицы кварталов так же остались не обделены моими нововведениями. Теперь бродяги из Общества, тщательно соблюдали полученные указания от своих паханов. Отвечая за это своими головами и шкурами. Нет, разумеется, не обошлось без инцидентов, две заготовки на барабаны теперь сушатся в подвале усадьбы. Врать не буду, самолично не присутствовал при казни, а вот Лисица, слезно вымолившая у меня разрешение на исполнения приговора, едва не светилась счастьем по завершению. Похоже она обменяла бы это мероприятие даже на пирожное из кофейного заведения. Дикарка, что с не взять, такое первобытное воспитание. Что сказать в отношении Даниэль, я не знаю. Эта юная эльфийка так же присутствовала при этом. И даже, насколько я знаю, самолично отстирывала свое платьице от бурых пятен. Не известно как попавших на него. Что бы не марать этот ангельский образ я списал это на гипертрофированное, детское любопытство познания.

В ответ в отношении безоговорочно сдающихся ночных работников, стражники так же старались вести себя в рамках разумного. По крайней мере, мне еще не докладывали не об одном забитом насмерть или покалеченном при задержании. Что бывает весьма частенько при отлове ночных работников. Ну что вы хотите, ненависть, помноженная на азарт погони, инстинкт охотника и как итог, неуправляемая агрессия в отношении задерживаемого преступника.

Все эти патетические разглагольствования уголовников о свободе, воле вольной и стальной несгибаемости криминала очень быстро заканчиваются там, где ему становится очень нехорошо. Да-да, мне прекрасно ведомо что основная его часть с лихвой продастся более щедрому кормильцу. Предложившему кусок подольше, да пряник послаще, пусть и имеющий страшный кнут за плечами. Но тот гарантированными посулами, попусту на сечет, срывая кровавым мясом шкуру со спины. А в остальном только благо для простого бродяги промысловика или торгаша перекупа. Посему только за сегодня из ворот моей усадьбы уходит уже одиннадцатая банда, перешедшая под полное покровительство Общества со мною во главе. Последняя братва, кстати, принесла как покаяние, голову своего бывшего пахана. Показывая тем самым, отсутствие дороги назад. А я, все больше вникая в хитросплетения уголовного мира и его дела, усилием воли давлю бурлящую ненависть. Понятие совести, жалости, сострадания в этой среде являются чужеродными понятиями. Даже волчья стая не настолько жестока со своими сородичами. Хотя это отдельная тема для размышлений.

Помимо простого воровства по кошелям у нерадивых жителей пригорода, всплыли специалисты по взлому домашних хранилищ ценностей. В ночи, делающих беднее пожадничавшего обывателя, пренебрегшего охраной или банком, в котором необходимо сделать отчисления за сохранность. Конокрады, перекупщики, ювелиры переработчики. Это, кстати, те, кто ворованное изделие за не такую уж и большую плату, переделает вам в практически новое украшение. Которое можно смело надевать на показ всему честному люду. А обойдется такой товар его новому владельцу на треть дешевле. Ну и разумеется, простому покупателю с улицы такое не продадут не по заниженной не по завышенной цене. Как правило такие мастера трудятся у легальных ювелиров, являясь их подмастерьями. Вон у меня, теперь в