Люк сжал кулаки.

– В самом деле? Ты пошла к Сэму? Пошла к Сэму и искренне думала, что он не обратится к Тренту?

Очевидно, она вообще не понимает, как это происходит у них в семье. Все обращаются к Тренту за любым пустяком.

Тут в глазах Эммы молнией сверкнул вызов.

– Ничто не имело значения, кроме необходимости вытащить тебя оттуда!

– Значит, ты сознательно пошла против моего прямо выраженного желания.

– Я пыталась придумать что-нибудь другое…

– Эмма, я попросил тебя доверить мне разобраться с этим. Мне! Но ты этого не сделала, вот и все.

Ее лицо исказилось страданием.

– Прости.

– Ты знаешь, что я об этом думаю. Я честно рассказал тебе, что чувствую, когда Трент вмешивается в мою жизнь. И я мог разобраться с этим сам, но ты не дала мне такой возможности.

– Я так… так сильно за тебя боялась! – Ее голос звучал так жалко.

– И поэтому ты рассказала ему, – Люк с трудом сглотнул ком в горле, – о том, что со мной делал отец?

Эмма отпрянула.

– Я ему этого не говорила!

Он прищурился.

– О, Люк, – прошептала Эмма. – Это вырвалось у меня, когда я разговаривала с мистером Хокинзом и леди Эзме. Должно быть, они и рассказали Тренту. Прости.

О боже! Теперь знает вся семья. Эзме, наверное, уже написала Тео и Марку и рассказала и им тоже.

– Я думала, они знают, – прошептала Эмма. – Я представления не имела, что им ничего не известно. И может быть, все это время рассуждала не очень здраво.

Люк посмотрел на Эмму новыми глазами. Ее предательство, как кислотой, прожигало в нем дыры.

– Я не могу, – произнес он ледяным голосом.

– Люк, – взмолилась Эмма, – пожалуйста! Мне так…

– Я ухожу, – отрезал он, оборвав ее. – И не жди меня.

Он повернулся к ней спиной.

– Не убегай от меня, Люк. Только не сейчас!

Не обращая внимания на ее мольбы, он быстро вышел из комнаты и сбежал вниз по лестнице. Заглянув в кабинет за пистолетом, вышел через заднюю дверь к конюшне, где оседлал коня и выехал в наступающую тьму.

Люк не поехал в клуб джентльменов. Не поехал ни в паб, ни в игорный дом, ни в бордель, ни в одно из тех мест, куда отправлялся первым делом, чтобы приглушить раны от режущих душу клинков. А сейчас эти клинки были особенно острыми и резали глубоко.

Сегодня ночью он обойдется без своих обычных прибежищ. Сегодня ночью он решил найти Роджера Мортона.

Эмма еще долго стояла в спальне Люка, смотрела на дверь, потрясенная его гневом, его внезапным уходом. Собственной неспособностью его остановить.

Сердце болело, отчаянно трепыхаясь в груди.

Он на нее разозлился. И разве можно его за это винить? Она пошла наперекор его желанию. Все рассказала Сэму и не сумела переубедить его – Сэм тут же отправился к герцогу. Но что еще хуже, обуреваемая тревогой и страхом за Люка, она выдала его секрет, знать не зная, насколько он потаенный, пока не выболтала все его брату с сестрой.

Часы тянулись мучительно медленно. Он велел не ждать, но Эмма все равно ждала. А что еще она могла делать?

Эмма не знала, куда он пошел. Скорее всего в клуб, но как бы ей ни хотелось его разыскать, она понимала, что если явится туда и потребует пропустить к Люку, ей сразу откажут.

Она пошла в комнату на третьем этаже, с помощью Делейни приготовилась ко сну и легла в кровать. Дрожа, смотрела в потолок. Эта комната всегда казалась ей холодной и безрадостной – обставлена очень просто, стены покрашены белой краской, простые дубовые половицы. Никаких ярких тонов, никаких ковров, никаких лишних украшений, потому что Люк никогда не поднимался сюда и редко принимал гостей.

Но дело было совсем не в этом. Просто Люк никогда не лежал рядом с ней в этой комнате. Никогда не занимался с ней тут любовью, не согревал ее в своих объятиях. Именно поэтому она казалась Эмме такой унылой и безжизненной.

Она остро ощущала его отсутствие – как рану внутри, открытую со вчерашнего дня, когда сыщики с Боу-стрит увели его с собой.

Лежа здесь, в холодной комнате, чувствуя себя такой одинокой, как никогда в жизни, Эмма осознала правду, которую пыталась избегать все это время: она хочет быть с Люком. И не имеет значения, что она замужем за другим. Ей нужен Люк… и глубоко скрытая, самая важная часть ее души говорила, что и она ему нужна. Она в самом деле хочет быть рядом с ним и в радости, и в горе. Хочет помочь ему исцелиться и хочет, чтобы и он помог исцелиться ей. Люк успел ей во многом помочь. Она еще никогда не чувствовала себя такой уверенной в себе, как рядом с ним. Такой защищенной и желанной.

Люк из кусочков собрал ее воедино.

Быть с Люком – значит сознательно совершить самый тяжкий из грехов, тот, который всегда вызывал у нее отвращение. Но Генри для нее уже год как мертв. И то, что она на короткое мгновение увидела его во плоти, почему-то только подтвердило для нее его смерть. Не может быть никаких сомнений – Генри умер для нее во всех смыслах, какие только могут иметь значение. Пусть в глазах закона он ее супруг – он больше никогда не будет ее настоящим мужем.

Эмма вспомнила священника в Сохо, его проповедь о прелюбодеянии и начала молиться о понимании.

Она долгие часы лежала без сна, прислушиваясь к звукам внизу. Когда слуги разошлись по комнатам, наступила полная тишина.

Люк так и не вернулся домой.

Эмма проснулась от того, что кто-то скребся в дверь. Она рывком села, мгновенно очнувшись. Люк вернулся и хочет ее видеть! Слава богу!

Выпрыгнув из кровати, она подбежала к двери, отперла ее и распахнула. Сердце взволнованно трепетало. Если потребуется, она упадет на колени и будет молить о прощении.

– Люк, я…

Слова на языке умерли. Это был не Люк. В дверях стоял Генри или теперь его надо называть Мортоном, со свирепым лицом направив ей в грудь пистолет.

– Эмма, – негромко произнес он, – не вздумай кричать, или я выстрелю, клянусь.

Эмма застыла, приоткрыв рот и уставившись на него.

– Что ты… что ты здесь делаешь? – заикаясь, выдавила она.

Он натянуто улыбнулся.

– Нам нужно поговорить.

– Поговорить? – Взгляд ее упал на пистолет. Генри держал палец на спусковом крючке. Одно легкое движение, и в груди у нее появится громадная дырка.

– Верно. Поговорить. Но не здесь. Ты пойдешь со мной.

– Сейчас? – выдохнула она.

Генри раздраженно фыркнул:

– Да, сейчас. Ты же не думаешь, что это просто светский визит? Ради всего святого, сейчас два часа ночи!