– Не верю! – Качал назойливый собеседник головой. – Только не говори, что к тебе кое кто опять заходила и на сей раз не за солью.

Крестинский так скривил лицо, что стал аж на себя не похож: – Что? Нет, Денис, что ты несёшь?

Любопытного молодого человека звали Денис Пронин. Антон познакомился с ним, поступив на юридический факультет, когда тот буквально свалился на него, по дурости перевалившись через перила. С тех пор общая боль, а затем и обнаружившиеся общие интересы, сделали их не разлей вода. Они всегда помогали друг другу на занятиях, списывали друг у друга домашние задания, если то было нужно и веселились после долгих часов, проведённых в университете. Также у них была одна и та же идея, ради которой оба и поступили в это заведения – помогать людям. И как бы у них хорошо или плохо, а точнее никак, это не удавалось, всё же они горели желанием всё-таки выучиться и устроиться на хорошую работу, дабы приносить пользу.

– Ах да, я забыл. Ты же у нас монах… – Смеялся над ним Пронин, издавая странные «икающие» звуки.

– Очень смешно…

– Нет, ну правда. Я тебе говорил это сотню раз, но скажу в сто первый: ты – дурак.

– Это… не …правильно! – Медленно с ударением на каждое слово произнёс Антон в ответ.

– Да, да. Знаю. Забудь. Просто в тему пришлось, хоть я и вправду не понимаю, какую звезду с неба ты ждешь… Так чего это уснул посреди занятий? Может заболел?

– Нет, я в полном порядке! Просто последнее время мне не спиться.

– Эй! – Воскликнул Денис, обхватив того за плечо. – Я знаю хорошее лекарство от бессонницы! Сейчас зайдём в бар и тяпнем по две, ты ведь сегодня зачёт автоматом получил! Первый! Надо отметить!

– Отметить говоришь… Ну а почему бы и нет! – Ответил Крестинский, и двоица продолжила свой неблизкий извилистый спуск. Немного постояв, пытаясь спрятаться под козырьком от палящего солнца, они сели в первый пришедший автобус, ведущий в район города, где они живут и, удивившись, что внутри него ещё жарче чем снаружи, уехали от родного университета.

Для загородного торгового центра это место было достаточно цивильным и обширным, а также интересным и необычным. Сразу было видно, что владельцы не поскупились на всевозможные приемы и декорации для привлечения публики, начиная от прекрасных фонтанов и стеклянных лифтов, заканчивая огромным количеством всяко разных маленьких магазинчиков, в которых можно было найти, как и сладости, так и предметы всех необходимостей. На третьем этаже располагалось подобие большой столовой, вот только готовили там отлично и почти на любой вкус, меню недорогое, а, главное, продавали самое вкусное пиво на районе, которое так любил Денис. Поэтому студенты заглянули именно туда. Посидев за столиком около получаса, расслабившись и поразмыслив на всякие отрешённые темы, двоица зашла ещё и в продуктовый магазин, чтобы Антон смог взять что-то домой на ужин. Выйдя из торгового центра, они попрощались друг с другом и направились восвояси после такого длинного и насыщенного дня.

Хоть Крестинский и был доволен тем, как провел последние несколько часов, всё же, садясь за свой стол с ноутбуком, стоящий в правом дальнем углу комнаты напротив кровати, он почему-то стал таким расстроенным, словно вспомнил что-то очень трагичное. Три дня тому назад, Антон достал из шкафа старую потертую книжку. Название её уже стерлось и было практически нечитаемое, зато строки на первых попавшихся ему страницах неизвестного произведения, буквально впились в его сознание и теперь уже третий день подряд придают его спокойным вечерам тусклые печальные оттенки:

«Глаза мои всегда открыты,

Но чувства все давно забыты.

Хочу я все вернуть назад,

Открыть же наконец тот клад.

Сердце, разум подарить,

Ведь так они хотят любить.

Развеять все свои сомненья,

Найти навеки ту, одну,

Что вытащит меня с забвенья.

В чей взгляд я душу окуну.

Рукою проведу по прядям,

Щеки я нежно прикоснусь.

Откроюсь в тот же миг, не глядя,

К губам её я дотянусь.

Обниму её так крепко,

Прижму к себе с последних сил.

Ведь для меня это так редко,

Чтоб я кого-то полюбил…

Хочу я наконец признаться,

Любовь свою тебе открыть,

Но это все настолько страшно,

Меня нельзя в ответ любить…

Проклятие на мне лежит,

Всю жизнь мою оно сгубило.

И стоит сердце, вдруг, остыть,

В него тут же рвутся иглы.

Лишенный в этой жизни счастья.

От чувств взаимных отрешен.

Целого не могу быть частью.

Не могу стать окрылен.

Смотрю я на тебя с надеждой.

Ты – лучик света в этой тьме.

Как призрак, блуждая ровно между

Решеток крепких в сей тюрьме.

Чудо свершиться ведь должно?

А разве я его достоин?

Быть может, мне не суждено

Закрыть ту душу от пробоин.

Нужна ты мне, как будто воздух.

Уж больше не могу так жить…

За целый мир, что был мной создан,

Чудо – лишь ты одна из них!»

Непонятные и будто неведомые доселе чувства обуяли молодого человека, и он никак не мог прийти в себя. Его стали одолевать ужасные и странные сомнения, что буквально скреблись сквозь стены. Вечерами, оставаясь один, Антон ощущал, что все вокруг него будто нереально, что это не имеет никакого значения, что он – единственный во всём этом мире, и ему тут далеко не место, а события, самые главные события в его жизни сейчас протекают мимо и без его участия. С ощущением пустоты пытался уснуть он по ночам, но где-то в глубине души слышал тихий и жалобный крик. Голос звал его, заставлял подняться с места. Идти, пока не найдёт то, что ищет. Но что же? Может это человек или вещь, а может город? Но если и так, то какой и где? Тут в радиусе трёхсот миль располагается как минимум тридцать городков и деревушек, в одной из которых Крестинский и родился. Так куда же ведёт его это чувство? И вот, сегодня ложась в постель и встречая тихие, но назойливые голоса, Крестинский мысленно гнал всё прочь. «Ух, идол твою, уходи!!» – говорил он, как когда-то его дед, но толку от сего было мало. Последние несколько суток по ночам он не мог сомкнуть глаз. Молодой человек уже сходил с ума, но стоило взойти солнцу, как все проблемы исчезают, а бессонница отпускает. Так, провалявшись в постели много часов, и подойдя к самой нудной части фильма, включенного на экране компьютера, словно колыбельная, у парня явно начали слипаться глаза. И вот, медленно,